Все с готовностью зажмурились, только один Сверчок без движения остался стоять. Выпучив глаза, смотрел он на Землероя так, будто бы нечисть в нём чуял, и смятый алый пояс Анны без дела валялся у его ног в пыли.
– А ты, – взглянув на него, с беспечной лаской какой-то спросил Землерой, – что, с нами играть не будешь?
Сверчок пропыхтел, будто перетрудившаяся лошадь:
– Нет, слишком для мелких игры!
Сердито загребая открытыми сандалиями комочки земли, отступил он в сторону и тяжело упал на бревно – то даже скрипнуло под тяжестью его длинного костлявого тела. Землерой с секундочку посмотрел на него, словно изучая, а затем плечами пожал и изящно (Анна так никогда не сумела бы) ко всему выводку ребятишек повернулся.
– Ну ладно, я уже взяла что-то, и теперь вам это угадать надо! – он проворно спрятал руки за спиной и скомандовал: – Давайте!
Первой распахнула глаза рыжая лохматая девочка. Она, казалось, даже боль почувствовала от яркости солнца, когда коснулись её лица его лимонные лучи. Наставив на Землероя палец, она с готовностью крикнула:
– Я знаю, что там! Травинка!
– А вот и нет! – Землерой тут же обе руки перед собой вытянул, разомкнул ладони, и рыжая девочка ахнула. Словно бы потеряв что-то, зашарила она обеими руками по своему собственному телу, даже в волосах и в ушах поискала нечто неведомое, а затем на Землероя потрясённый взгляд перевела и спросила:
– Ты откуда-то часы мои взяла? Они ведь на мне… на мне всё это время были… вот секундочку назад! Сверчок! Сверчок, а, Сверчок, ты ведь с открытыми глазами сидел, ты ведь видел… как?..
Сверчок упёрся локтями в колени, грустную голову подпёр и прямо перед собой равнодушно уставился: неважный из него был и помощник, и советчик, и наблюдатель. Не поднимая на рыжую девочку взгляда, пробубнил он глухим обиженным голосом:
– Не знаю я, не смотрел я, больно оно мне надо!
Землерой лукаво улыбался (совсем как Анна, если удавалось ей нашалить и не то, что наказания, а даже слабенького, хиленького выговора от родителей и деда не заработать).
– Неважно, как, – сказал он, – важно, что не угадала ты! Знаешь ведь, что тебе теперь надо делать?
И тут же все ребята, вереща, как оголтелые, кинулись на рыжую девочку. Припустила она, что вспугнутая дикая коза. Металась она от одного куста к другому, из-под руки с гибкостью лисицы уходила, на колючках свою одежду оставляла. Бежала она к деревьям, хваталась за сучья, подтягивалась – и ноги её в старинной плетёной обуви прямо из рук у ребятишек-охотников ускользали. Долго её гоняли, что дикого зверя, травили: с возгласами и улюлюканьем, да разве что без оружия и без боли, – и Анна, лёжа там же, где Землерой её оставил, об одном просила, одного хотела – чтобы её тут никто, никогда, ни за что не отыскал, покуда Землерой не вернётся.
А Землерой уже вовсю расшалился. Нет, не травил он рыжую лохматую девочку, что, как коза, от одного преследователя и от другого ловко удирала. Он стоял в сторонке, скрестив на груди руки (точь-в-точь как Анна, когда она о чём-нибудь важном задумывалась), чуть губы покусывал и смотрел, во все глаза смотрел, и казалось Анне, будто видит она в собственных глазах чуждые серебристые переливы порой.
Любая охота, конечно, кончается, пусть и не всегда так, как охотники и дичь того желают. Слишком много было преследователей для ловкой, быстрой, вёрткой, да всё же одинокой лохматой рыжеволосой девочки. Поймали её, наконец, в пыль повалили и, как колбаску теста, прикатили к самым ногам Землероя. Тотчас опустился он на корточки и проказливо (совсем как Анна, когда она что-нибудь тайное замысливала) у ребят спросил:
– Кто из вас первый её коснулся?
Двое мальчиков незамедлительно друг на друга показали. Землерой вздохнул, прикрыл глаза и вслепую ткнул одного из них точно в грудь (а у него сразу глаза из орбит полезли и обессмыслились).
– Значит, ты будешь теперь вода. Давай, становись на моё место, загадывай!
И так долго тянулась игра. Один ребёнок другого сменял, и многое они загадывали: кто – кусочек ткани, украдкой от собственной одежды оторванный, кто – шишку, кто – веточку, кто – травинку, кто – от собственного пояса край, – да никто таких же чудес, как Землерой, не показывал. Землероя никто не заставлял отвечать, да и сам он другим детям забаву не портил – если только требовали от него, особенно та, рыжая, лохматая и вредноглазая, ответить, – он говорил, и ни разу он не ошибся. Рыжая девчонка всё поражалась его всезнанию.
– Неужели?.. – восклицала она. – Серьёзно?.. Да как это у тебя получается? Неужели ты ясновидящая или что-то навроде?.. Ты мне признайся… ну пожалуйста… у меня бабушка весь город лечила, просто руки накладывала, и они выздоравливали, я, если что, пойму!
– Да замолчи ты, глупая, – бурчал, не поднимая головы, Сверчок, – что ты понимаешь? Не бывает никаких ясновидящих, не верю я в них…
– Ишь какой! В ясновидящих не верим, а в духов – верим, да?
– Да, верю! У меня дедов брат в дерево превратился, что мне теперь, сомневаться, что ли? Дед своими глазами видел!