– А обещала ведь, самой госпоже Дароносице поклялась, что ни за что ни про что не допустит такого…
– Вот и верь теперь людям! – обвиняюще шуршали муравьи, разбегаясь прочь от Анны.
– Люди всегда врут! – глухо припечатала толстая сова и тяжело выбралась из дупла, с трудом расправив широкие крылья.
– Нельзя людям верить! Нельзя с ними дружить! – согласным хором добавляли сверчки.
Анна раздвинула высокие стебли, и один из них жестоко полоснул её прямо по ладони, так, что выступила полоска крови. Анна добралась до дерева, из последних сил привалилась к нему и крепко обняла, словно свою последнюю надежду, словно никого, кроме этого дерева, в целом свете у неё не осталось и не могло быть.
– Землерой… – Анна не сдержалась и заплакала. Холодные слёзы скатывались по вспотевшей коже. – Землерой… Землерой… прости меня… пожалуйста… я не хотела… я не знала… я просто… просто ради веселья тебя… Землерой… ответь мне! Ну хоть словечко скажи, даже если ругать станешь, я просто послушаю… послушаю… и уйду, так мне и надо, только не надо оставлять меня вот та-ак!
С тихим шебуршанием сползла вдруг толстая ветка – сползла и доверчиво приобняла Анну за талию. Она даже прекратила плакать от изумления. Ветка обхватила её, жёсткие листья ткнулись ей в нос зелёным пучком – и уже через мгновение она взлетела в воздух, и ветка увлекла её в самую сердцевину кроны, туда, где часто Землерой прятался так, что она его не могла найти – пусть и изо всех сил старалась.
Землерой и сейчас там сидел, отвернувшись к ней спиной. Серебристые косые лучи луны пробирались осторожно между тугих пучков частых листьев и касались его спины и безвольной руки. Анна видела, как в этом неестественном сиянии ярко блещут загнутые звериные когти, и видела, не могла ошибиться, что не рука перед её взором, а жуткая звериная лапища. Он, казалось, стал и выше, и шире, и ссутулился, будто старое дерево под шквалом бесконечных ураганов. Землерой сидел тихо и неподвижно, словно каменный, и холодом веяло от его фигуры таким лютым, что Анна боялась шагнуть дальше. Листья беспокойно раскачивались кругом него, как опахала, и что-то тревожно бормотали нестройным хором.
Анна опёрлась о морщинистый ствол – снова боль прошлась по её изрезанной ладони.
– Землерой… – тихо позвала она.
Существо, сидевшее в густоте листвы, не шелохнулось, никак не показало, что её услышало. Но, пусть и не было сейчас в нём ничего, что походило бы на прежнего, милого и знакомого ей Землероя, не могла она его ни с кем перепутать. Анна переступила с ноги на ногу, и тут в свете луны стали видны звериные уши Землероя, вдруг вставшие торчком. Она отшатнулась, и уши тут же поникли. Анна с трудом перевела дыхание.
– Землерой, – она шагнула вперёд, опираясь о ствол, – пожалуйста, прости меня.
Существо, сидевшее на краю толстого сука, окружённое беспокойными пучками листьев, не двинулось. Но Анна услышала его глухой низкий рык:
– Не подходи ко мне.
Анна сглотнула и всё-таки продолжила идти.
– Землерой, – мягко сказала она, – ты уж прости меня, дурёху непутёвую, пожалуйста. Я никак не хотела и не ждала ничего такого.
Под её ногой хрустнул черенок хрупкого опавшего листа, и на глазах у неё, словно обожжённый ярким светом луны, листик скукожился, пожелтел, а затем чёрные гнилостные пятна пробежались по его пластине, и он рассыпался в прах. Анна облизнула губы.
– Землерой…
– Не подходи! – снова прорычало чудовище, и Анна так дрогнула, что её нога соскользнула с неровного сука, а сама она едва не свалилась вниз.
– Я хочу с тобой поговорить, – сказала она, – Землерой, пожалуйста, поговори со мной!
Ветер похолодел и усилился. Стонали, сгибаясь пополам и трескаясь, старинные ветки, что веками жили спокойно, не ведая никаких трудностей в своей сонной жизни. Листья пучками срывались, изуродованные, и летели Анне в лицо, и даже дерево стало скользким и таким грубым, что морщины на коре его до крови взрезали ей кожу. Анна щурилась, из глаз у неё текли слёзы, но всё-таки она продолжала идти.
– Землерой! – отчаянно перекрикивая завывание ветра, воззвала она.
Землерой и тут не шелохнулся. Лишь перья его ерошил беспощадный ветер, наотмашь раздававший Анне звонкие пощёчины, от которых у неё перед глазами темнело и уши закладывало.
– Зем… ле… рой! Хочешь меня прогнать… прогоняй… хочешь злиться… злись! – Анна вцепилась в дерево и повисла на нём. Совсем близко была жуткая сгорбленная спина чудовища, но никак не могла она его коснуться: ветер размахивал ею, как своей игрушкой, и ударял о ствол и о ветви, срывая лоскутками кожу и выдирая пучками волосы. – Пожалуйста! Я понимаю, что заслужила! Но… Землерой… я не могу уйти и оставить тебя так… потому что я знаю, что я тебе нужна… и не уйду… как бы ты ни пытался меня прогнать, понял?!
Землерой совсем ссутулился, и голова его исчезла в ореоле ночной темноты. Анна неловко переступила на сук, на котором он сидел, и ветер, взревев, как кровожадный великан, швырнул её со всей силы. Анна обрушилась плашмя, губа её была рассечена до крови и стремительно вспухала, пока ей всё ещё раздавали пощёчины невидимые духи.