Хрустальный мальчик

– Землерой… – Анна встала на четвереньки и поползла к нему. Она чуяла сердцем, а не разумом, что обязана достучаться до него, дозваться его, пусть даже будет казаться, что он находится на другом конце земли. – Землерой, пожалуйста… хватит!

И Анна обхватила его за плечи и повисла на нём.

Ветер тотчас смолк. Кружащиеся листья, едва начавшие гнить в полёте, вдруг снова зазеленели и мягко спланировали Анне в волосы. Она сидела, сжимая неподвижного Землероя в объятиях, и его жёсткие перья кололи ей лицо, и от боли у неё на глазах снова выступили слёзы. Он всё не двигался и вообще был будто неживой, поддельный, но Анна знала: это он, настоящий, пусть и холодный, пусть и сердце его не билось и не чувствовалось дыхание.

– Землерой… – Анна вслепую поискала его голову. Жёсткие и твёрдые перья, как листы бумаги, трещали под её пальцами. Землерой резко отвернулся и прогудел:

– Не трогай меня!

– Хорошо, там трогать не буду, – миролюбиво согласилась Анна.

Не размыкая рук: ведь он в любую минуту мог вскочить и исчезнуть, – она уселась поудобнее и прижалась к жёсткому, неудобному боку. Одно крыло медленно приподнялось, словно бы собираясь пустить её к себе и дать погреться, и аккуратно опустилось ей на плечо. Темнота кружилась около них и подступала всё ближе и ближе, съедая последние крошки лунного света.

Анна прошептала:

– Прости меня.

– Оба виноваты, – отрезал Землерой.

– Не надо было мне тебя уговаривать, – продолжала она.

– Не надо было мне соглашаться, – просипел Землерой.

– Тебе было больно? – живо поинтересовалась Анна.

Землерой не ответил, но вздохнул так тяжело, что ей и без слов всё стало понятно.

– Ясно… – Анна зарылась лицом в густые тёмные перья, чтобы не видно было, как снова на глаза ей навернулись слёзы. – Прости… прости меня, Землерой, миленький, пожалуйста! Я правда ничего такого не хотела… и уж меньше всего – чтобы тебе было больно. Ты столько всего для меня сделал, столькому научил, таким хорошим другом был для меня… я…

Землерой плотнее прижал к безобразному телу крыло, и Анна умолкла. Среди бесконечных длинных перьев было слишком жарко, и она задыхалась, но не могла и не хотела уходить, не найдя ни одного пухового пера. Ласковый ночной ветерок пронёсся вдруг у неё над головой и взъерошил ей волосы.

– Знаешь ведь, с кем водишься, – с трудом прохрипел Землерой. – Ты это дело брось, Анна, пока ещё не поздно, бросай за мной повсюду бегать!

– Не могу: уже поздно, – сказала Анна, – я с тобой подружилась и никому тебя не отдам. У меня никогда в целой жизни не было ни брата, ни хорошего друга-мальчика, ни особенного друга, всё какие-то обычные подружки, а ты… ты мне и как брат, и как хороший друг, и как особенный, которого больше ни у кого в целом свете не сыщешь…

– Показывать меня, что ли, как зверушку, собралась? – язвительно хмыкнул Землерой.

– Вот уж нет! – возмутилась Анна. – Я… я просто так рада, что ты у меня есть, и я так к тебе привыкла, что я вообще не считаю тебя страшным. Тобой только тех детишек пугать, и то – когда на тебя пояс…

– Знаешь, почему я оттуда так быстро убежал? – перебил её Землерой. Неизбывная тоска и усталость слышались в его скрежещущем, глухом, словно из глубокой могилы доносящемся, голосе.

– Нет, – быстро ответила Анна, – почему?

Ходуном заходили частые перья: Землерой вздыхал и искал подходящие слова, а заодно – и храбрость где-то там, на донышке своей души.

– Очень больно было, – пробормотал он, – больно… и я до того голову потерял, до того всё в ней помутилось, что я думал: накинусь сейчас на первого же, кого увижу, и в клочки этими самыми когтями разорву!

Так скрипнули и заскрежетали при этих словах его когти, что Анна невольно отпрянула, и прохладный ночной ветерок, прокравшись между ними, стал ещё холоднее. Листья, желтея, беспокойно начали друг с другом переговариваться.

– А первой я тебя увидел, – продолжил Землерой, – и сразу отсюда бросился, что было духу, только бы ты меня не догнала и я к тебе не обернулся… понимаешь?

Анна неуверенно протянула к нему руку. Куча жёстких перьев ходила ходуном, вздымалась и опадала, пока Анна аккуратно гладила её и шептала:

– Но ведь ничего не случилось… да и я это во всём виновата… я, а не ты… да ещё Сверчок, болван: ну зачем он только на тебя пояс накинул?

Перья замедлились. Анна остановила руку – и груда перьев тоже замерла, и луна показалась в небе.

– Подумай всё-таки снова, Анна, – пробурчала тёмная громада, сидевшая перед ней, – пожалуйста, подумай.

– Я не хочу думать, – отрезала она, – я давно всё уже решила. Ну, увидела я тебя сегодня, каков ты есть на самом деле, разве же я и до этого не знала, с кем вожусь? Всегда знала, с самого начала знала, и знала, что у духов лесных есть свои законы, и преступать их – себе же дороже. Всегда я об этом знала и ничего не боюсь, Землерой.