Хрустальный мальчик

Красивый венец, сплетённый рыжей девчонкой, преодолел всего две крошечные волны, а затем, как камень, на прозрачное дно ушёл. Расплелись прихотливо завязанные узлом стебельки, и один цветок за другим стал подниматься на поверхность. Рыжая девчонка тотчас забыла и отбросила весь свой страх. Довольная и счастливая, заскакала она на одном месте и захлопала в ладоши.

– Ура! – завопила она. – Ура! Они мой дар приняли!

Венок Анны неуклюже дополз до соседнего бережка – да так и остановился там. Солнце рассыпало искрящийся золотистый свет по мокрым лепесткам и неуклюже торчащим кончикам стеблей, и сердце Анны замерло.

– И что это значит? – шепнула она, поворачиваясь к спутнице.

Бледная, с расширенными глазами, повернулась к ней рыжая девчонка и пискнула:

– Тут такое дело… если хозяйки венок к соседнему бережку отталкивают, эт значит… ну… вот берег, с которого запускают – это мир людей. А тот – это мир духов. И если венок к тому берегу прибило, значит, ты вроде как с нечистой силой повязана и никакого смертного жениха у тебя не будет, пока ты не освободишься, – она испуганно взглянула на Анну и отползла подальше, закрываясь руками. – Честное слово, мне так бабушка рассказывала, а она всё знает про эти обряды и прочее… Анна… страшно мне с тобой почему-то… не такая ты какая-то!

Анна повернулась к Землерою. Рыжая девчонка его не видела, но он был здесь, сидел совсем близко, одну руку сунув в воду, и таинственно посверкивал глазами, как будто бы загадывал ей загадку без слов, ждал, когда она эту загадку разгадает.

Анна вздохнула полной грудью. Венок её всё продолжал колыхаться у противоположного берега.

– Ну, раз так, – сказала она и улыбнулась, – ничего тут не поделаешь. Ты меня не бойся, слушай, не заразная, – она протянула руку рыжей болтушке, – твоё счастье не украду.

Но рыжая девчонка лишь икнула, взвизгнула и, резко подхватившись на ноги, бросилась прочь, ломая и сминая высокие стебли дикой травы.

Анна медленно опустилась на колени. Жестокий холод исходил от ручья, пропитывал воздух и её одежду, оседал у неё на ресницах. Землерой перебрался ближе, но не чувствовала она ни тепла его кожи, ни его дыхания.

– И вот что мне теперь делать? – спросила она. Отражения их в беспокойных водах ручейка колыхались, искажались, дробились на куски и собирались снова. – Она ведь всем расскажет, что я ведьма или навроде того, и стану я, как та женщина, о которой дед говорил.

– Ты ведь слышала, что она сказала, – промолвил Землерой, – не было неправды в этих словах. Если страшно тебе, откажись.

– Ещё чего удумал! – сердито вскрикнула Анна. – Да пусть что хотят болтают, я и так ни с кем из них не общаюсь… главное, чтобы они меня на улицах не преследовали да в лес ходить на мешали, а на остальное мне глубоко наплевать, если честно!

Землерой лишь головой покачал.

– Не в силах я твоё решение изменить, Анна: твёрдости не хватит, – да и права ты… вот в чём я не сомневаюсь.

Не ничтожные мелочи

Анна сидела у корней дерева, скрестив ноги, и смотрела в небо. Оно было бледно-голубое, какое-то усталое, слегка украшенное белыми газовыми струйками облаков. Дело стремительно шло к августу, и каждый новый порыв ветра был холоднее предыдущего. Анна вслепую сновала кончиком карандаша по клеткам отрывного календаря.

– Скоро я снова уеду, – сказала она, – и теперь вернусь уже намного позднее.

– Когда? – деловито уточнил Землерой.

– Ну, в июле. Или в конце июня. Как повезёт, – буркнула Анна, – аттестат дадут, так на этом вся карусель не закончится: поезжай туда, поезжай сюда, сдавай всякие документы… думаешь, я от этого не устану, Землерой?

Землерой задумчиво следил за тем, как высоко в небе кружится маленький листик.

– Не знаю, – наконец, сказал он, – я никогда не жил в вашем сумасшедшем мире людей… и подчас я этому по-настоящему радуюсь.

– Это почему ещё?

– Непредсказуемость захватывает, но быстро утомляет, – Землерой встряхнулся и поднялся с земли, – высасывает все силы, забирает молодость и вскоре сводит в могилу. Ни счастья не приносит она, ни уверенности: только безумный азарт, которому лишь вредит опыт. Опыт не даёт ввязываться в совсем уж безбашенные авантюры.

Анна со вздохом отложила календарь и порыскала рукой в своей сумке. Сумка с трудом застёгивалась из-за того, что Анне приходилось таскать с собой целую кучу сборников по требованию матери. Мать была окрылена желанием добиться от Анны стабильного стобалльного результата, и она не позволяла Анне отдыхать – Анне приходилось учиться даже вдали от следящего родительского ока.

Землерой провёл ладонью по грубой горе и обернулся.

– Значит, это лето – последнее полное лето, что мы проводим вместе? – тихо уточнил он.

– Почему последнее?

– Ты говорила, что, как начнётся твоя взрослая жизнь, июнь перестанет быть для тебя свободным месяцем, – Землерой вздохнул, – и это, конечно, очень печально. Июнь даже лучше, чем июль или август: он ещё хранит дыхание весны, он не жаркий и не прохладный, и природа вовсю радуется. Лес живее и радостнее всего именно в июне. Разве ты не заметила?