– И ты туда же, – заворчал Бука. – Вокруг одни доблестные воители. С чего вдруг тебя прорвало?
– Прорвало, как ты выражаешься, меня давно – до чертиков все надоело.
– Мне тоже надоело, но нужно быть реалистом – революцию здесь не устроишь.
– Согласен. Но покорной куклой тоже надоело быть.
– А ничего, что Они все слышат?
– Слышать и слушать суть разные вещи. Нельзя слушать всех сразу.
– А вдруг?
– Даже если и так, то что это меняет? Им невыгодно связываться с нами.
– Но ведь связались. Вспомни русалок. И еще сколько народу пропало.
– Десяток человек для острастки можно припугнуть, но всех в русалок и статуи не обратишь – кто тогда творить будет?
– Верно, – согласился Бука, – но всех и не нужно. Все не будут с Ними связываться. Я, ты, может быть, Рыжик – трое, и все?
– Чумазуля.
– Ее сюда не впутывай, – прорычал Бука.
– Бука, я все понимаю, – примирительно начал Черныш, – ей, конечно, досталось, но нам нужны верные люди. К тому же она может с тобой не согласиться: получается, зря пострадала?
– Ничего не зря. Мы ведь добились, чтобы их, – Бука дернул подбородком в сторону Мишки, – отпустили обратно? Добились. А теперь все, баста! – хлопнул он ладонью по столу. – Кто их просил опять лезть сюда? Я, ты? Или Чумазуля?
– Бука, ты ведь, на самом деле, не думаешь так, – сказал Черныш, угрюмо глядя исподлобья.
– Мало чего я думаю, – надулся Бука и отвернулся к стене. – Пустая возня – вот что я думаю.
– А мне что делать? – встрепенулся Мишка. – А Саше?
– Не дави на мозги, и так тошно, – поморщился Бука. – Вот же навязались на мою голову! Шастают туда-сюда, как в музей на прогулку, а потом возись с ними.
Мальчишка вскочил с табурета, сунул руки в карманы и забегал по комнате. Мишка следил за ним одними глазами, Черныш уставился в пол и молчал.
– Я пошлю за Чумазулей пузырь, – вдруг сказал Бука, остановившись у очага. – Только лезть в самое пекло разборки я ей не дам, так и знай.
– Посылай свой пузырь, а я позову Рыжика. Может, и еще кто согласится.
– Навряд ли, – засомневался Бука и вышел из иглу. Мишка вскочил и побежал следом. Ему было любопытно, как Бука будет запускать «транспортный» пузырь.
Сидеть в кромешной тьме было жутко. Хоть не одна в камере, и то дело, думала Саша. Но присутствие англичанина, которого она даже разглядеть не могла, вовсе не помогало настроиться на мажорный лад. К тому же от стен и пола тянуло холодом. Саша чувствовала, как он сковывает движения, заставляет мелко подрагивать мышцы. Еще было очень обидно – так глупо попасться на удочку нелюдей. Кто они такие? Внешне походят на человека, но ведут себя и говорят, словно бестолковые, упертые истуканы.
Саша, не в силах больше сидеть на ледяном полу, встала и прошлась туда-сюда, попрыгала, помахала руками – все равно мужчина не видит, можно хоть на ушах стоять, только бы согреться. «А вдруг он исчез?» – спохватилась Саша и вслушалась в тишину, затаив дыхание. Ни звука. Да нет, глупости! Куда он мог деться из запертой камеры? А может, он вовсе и не тот, за кого себя выдает, вдруг один из остолопов с восковыми лицами? Специально подсадили к Саше, чтобы… Чтобы, что? Глупо, глупо и бессмысленно. Чего они этим могут добиться, разве что нервы потрепать.
Саша мотнула головой и на цыпочках приблизилась к стене.
– Послушайте, вы здесь? – шепотом спросила девочка.
– Да здесь я, здесь, – ворчливо ответил англичанин. – Куда ж я денусь?
– Просто вы так тихо сидите.
– А чего шуметь без толку? Отшумелся уже.
– А давно вы здесь сидите?
– Да как посадили, так и сижу, – недружелюбно буркнул Френсис.
– Грубый вы.
– Будешь тут грубым. И так тошно, а еще балаболку подсадили. И чего тебе дома не сиделось?
Саша поджала губы и не ответила.
– Вот-вот, молчишь? И правильно. Спрятал ключ, оставил записную книжку, все объяснил, разложил по полочкам – нет же, все равно прутся, все на собственной шкуре нужно познать.
– Между прочим, мы и половины не прочли, если хотите знать, – сорвалась Саша. – Ваша книжка промокла, чернила расплылись, а Мишка…
– Кто это, Мишка?
– Мой друг, но это неважно! В общем, Мишка даже карандашом зачерчивал, чтобы прочесть. Если уж хотели, чтобы кто-то прочел ваши записи, то и сохранять нужно было лучше.
– Выходит, опять я виноват.
– Да при чем здесь вы! – вскинулась Саша. – Я виновата, сама, а из-за меня Мишка теперь страдает, понимаете? А вы…
– Ничего не понимаю. – Френсис зашевелился в темноте, усаживаясь поудобнее. – Мальчик тоже здесь?
– Ну конечно! Он за мной побежал, не хотел пускать сюда, а я как дура… – Саша всхлипнула и утерла ладонями брызнувшие из глаз слезы.
– А изолировали тебя за что?
– За все. Я им дворец чуть не развалила.
– Как так? – заинтересовался англичанин.
– Ну как? Я домой хотела, а они не пускали. И Мишку тоже не хотят пускать.
– Но Творцы не способны менять чужую реальность, тем более на верхних уровнях! – в голосе Френсиса читалось явное недоверие. – Кто ты, дитя?
– Девочка.
– Это я уже понял! Кто ты такая, чтобы мановением руки рушить воздвигнутое не тобой?
– Хотите сказать, я вандал?
– Я хочу сказать, что обычному, пусть и очень одаренному человеку, такое не под силу.