Киану Ривз: победы, печали и правила жизни

Он принадлежит к тому поколению актеров, которые помнят эпоху до интернета, до телефонов с камерами, и не вполне готов смириться с феноменом, раздутым из снимка папарацци, как ни крути связанным с нарушением его личного пространства. Он не из тех, кто замахивается на папарацци кулаками, в отличие от Канье, Шайи и Шона Пенна. (В 2007 году Киану судили за то, что он задел одного папарацци своим «порше» в Палос-Вердес; суд вынес оправдательный приговор.) Но всегда казалось, что он хочет жить так, как ему жилось бы, если бы парни с камерами не следили за каждым его шагом, а такой подход в каком-то смысле бросает им вызов. Торжествовать из-за популярности Грустного Киану – значит поощрять чье-то решение продать для публикации фото, где он ест сэндвич и при этом выглядит ранимым и подав ленным.

В 2011 году, через год после повсеместного распространения фотографии Грустного Киану, он пишет текст для «Оды к счастью»[471], альбому с рисунками своей подруги художницы Александры Грант. На тот момент еще ничего не известно о том, что она занимает особое место в его жизни, хотя кто-то высказывал предположения, что тогда они уже начали встречаться.

«Я наполняю ванну горячим сожалением, – с этих слов начинается текст Киану:

в комнате разочарований
горит свеча уныния
Я мою голову шампунем из печали
Отмывшись мылом боли
вытираюсь безупречным
стопроцентно белым бессменным полотенцем», —

и так далее. Немецкое художественное издательство Steidl выпускает альбом тиражом 4000 экземпляров, а благодаря этому тексту на Amazon или eBay подержанные издания продаются за четырехзначные суммы, если вообще удастся их найти.

Однако Киану не спешит наживаться на своей внезапной мемности – к примеру, не играет себя в рекламе Супербоула, где гигантский сэндвич с тунцом из «Сабвея» приносит радость Грустному Киану. Он просто не мешает людям пользоваться хорошим, невинным способом развлекаться с Грустным Киану. Благодаря этому снимку Киану становится частью культуры мемов, из которой вырастает множество отдельных поджанров, пародий и цитат. Киану становится интернет-звездой, не поставив себя для этого в неловкое положение.

Феномен Грустного Киану возник в момент небольшого застоя его карьеры. Когда же она начала потихоньку сдвигаться с мертвой точки, мем уже привел к переосмыслению его публичного образа. Быть может, Киану не так уж и грустит, но в народном сознании он грустная звезда. Темы утраты и испытаний становятся неотъемлемой частью его истории. Он уже не какой-нибудь простофиля из Сан-Димаса, ставший Избранным. Теперь его воспринимают как человека, на чью долю чего только не выпало – и годы творческой фрустрации, и уход отца, и утрата Ривера Феникса, и утрата ребенка, а потом и его матери, – а он не сошел с ума и не стал циником.

Такое представление о нем начинает отражаться и в его работе – он несет за собой на экран шлейф этого метатекста. В фильме Марти Ноксон «До костей» 2017 года[472] Лили Коллинз играет страдающую анорексией студентку колледжа, ставшую знаменитой в сообществе худеющих в Tumblr, а Киану – психотерапевта, помогающего ей прийти в себя после того, как ее рисунок подтолкнул незнакомую ей женщину к самоубийству. Доктор Бекхэм – сказочный психолог в духе киномозгоправов от Джадда Хирша в «Обычных людях»[473] до Робина Уильямса в «Умнице Уилле Хантинге», он чу ток, бескорыстен и медвежеват.

Во время сеанса он матерится, просит Коллинз и других пациентов прочитать вслух «Мужество» Энн Секстон[474], везет их в «Дождевой зал» Музея изобразительных искусств округа Лос-Анджелес, чтобы они вновь научились ценить свое тело и свое место в мире. Он единственный может говорить о творчестве Коллинз, не осуждая ее, единственный, кто видит глубину ее боли – синяки на спине от бесконечных упражнений на пресс, симптоматический пушок на руках, – и единственный, кто готов сказать ей, что она несет чушь, когда она действительно несет чушь.

У него утомленный и обеспокоенный взгляд, в уголках глаз морщинки, в голосе низкие, утешительные нотки с хрипотцой курильщика; так и видишь, как в его кружке с надписью «Самый нормальный врач на свете» сохнет кофейная гуща. Он воплощает идеал психолога и при этом идеал тихой, сдержанной мужественности. Когда отец Коллинз не является на семейную терапию и сеанс превращается в перепалку, Киану наводит порядок своим твердым и одновременно полным эмпатии авторитетом, признавая личные проблемы каждого и никого не осуждая. В этой комнате он выступает искупителем ошибок всех мужчин. Он отец для всех и не отец никому, и в этом его трагедия.