Киборг-национализм, или Украинский национализм в эпоху постнационализма

В своем анализе национализма А. Норваль (на примере дискурса апартеида) формулирует, что дискурс национализма строится как дискурс включения («инсайдеров») и исключения («аутсайдеров») одновременно. Также она подчеркивает, что продвижение содержания любого политического дискурса осуществляется посредством принятия во внимания тех групп, которые оказываются «внутри» гегемонного дискурса (в её примере – апартеида). Норваль пишет: «В конструировании гегемонии апартеида организация согласия была ориентирована и ограничена теми, кто считался «включенными», тогда как производство уступок, если не согласия, по отношению к «исключенным» происходило, большей частью, если не полностью, всё-таки через брутальную доминацию».[165]

Именно вследствие обнаружения отношений силы и брутальной доминации внутри гегемонного дискурса по отношению к тем, кто находится «вне» его, Норваль считает важным исследование дискурсивных процедур, посредством которых осуществляется производство репрезентации конкретных форм общественной жизни и, таким образом, его единства, которое обусловлено исключением ряда «других».[166] Границы и политические рубежи «внешнего» выступают, как показывает Норваль на примере гегемонного дискурса апартеида, как необходимые условия для репрезентации единства общества: создание таких репрезентаций единства происходит через очерчивание границ, артикуляции политических рубежей в дискурсе. Следовательно вопрос социальных разделений изначально является вопросом о пределах политического дискурса, или о форме его «конститутивного внешнего». [167]

В то же время Норваль отмечает, что процессы как «продвижения содержания», так и «осуществления доминации» не очерчиваются четкими и строгими разделительными линиями. В этом смысле она, напротив, подчеркивает как раз нефиксируемый и спорный характер политических границ всякого гегемонного дискурса (на примере дискурса апартеида): «границы включения и исключения были очерчены и перечерчены так, что это осложнило первоначальные формы социального деления, введенного апартеидом. Поэтому способ, с помощью которого это переопределение было произведено, был только частично обусловлен внутренними возможностями логики раздельного развития».[168]

Предположительно политики «многовекторности» Кучмы должны были обеспечивать реализацию стратегий нефиксируемости и оспариваемости границ в гегемонных политических практиках, однако именно они парадоксальным образом объявляются его политическими противниками причиной практик «брутальной доминации» и «репрессивного исключения» «аутсайдеров».

Поводом для обвинений режима Кучмы в брутальности и эксклюзивности становится, во-первых, заказное убийство журналиста Георгия Гонгадзе, предположительно похищенного и убитого по приказу Кучмы (что засвидетельствовали знаменитые записи майора Мельниченко, тайно сделанные в канцелярии президента, публикация которых получила название «кассетного скандала» и стала одним из поводов начала «Оранжевой революции» 2004 года).[169]

Во-вторых, политика репрессивного исключения радикальных националистических сил из публичной политики: правительство Кучмы принимает закон «про запрет незаконных формирований», направленный против УНА-УНСО из-за ее милитаристской, крайне правой риторики и брутальных протестных акций, закрывает штаб-квартиру УНА-УНСО в Киеве в феврале 1994 года и на протяжении 1994-1995 гг. осуществляет аресты и задержания ее лидеров в Киеве (в частности, Д. Корчинского), во Львове (М.Лева и С.Гринчука) и других городах Украины. В 1995 году министерство юстиции Украины сняло УНА-УНСО с регистрации. После этого УНА – УНСО перешла на нелегальное положение.

В-третьих, тот факт, что Кучма заявляет о переходе к стратегиям исключения тех, кто, в терминах Норваль, репрезентирует «учредительную роль этого «другого»», разыгрываемую в политических проектах, преимущественно – русскоязычных украинцев (в частности, заявляя о необходимости ограничения русского языка, культуры и науки и т.п.). В частности Кучма, обещавший в своей инаугурационной речи (1994) дать русскому языку статус государственного, в 2001 году, пытаясь «замять» «кассетный скандал», выступил против, по его словам, «почти безальтернативного господства русского языка в информационно-культурном пространстве Украины»,[170] а на Третьем Всемирном Форуме украинцев в августе 2001 году заверил, что в Украине государственным языком будет только украинский язык.

В результате «многовекторная» политика Кучмы и ее структурная двойственность, ориентированная на мобилизацию различных групп электората, подверглась критике и была осуждена в дискурсе украинских органических интеллектуалов конца 1990-х – начала 2000 гг. Например, украинский поэт и политический аналитик Мыкола Рябчук утверждал: