Киборг-национализм, или Украинский национализм в эпоху постнационализма

Благодаря каким механизмам становится возможным это новое политическое воображаемое национального наслаждения и соответствующей ему цепи эквивалентностей? Как показывает анализ идеологии национализма Я. Ставракакиса и Н. Хрисолораса, этот тип цепочки эквивалентностей возможен только через приписывание исключаемой другости в процессе формирования биполярной типологии «мы» и «они».[159] Относительно специфического постсоветского националистического дискурса как дискурса «национальных коммунистов» Салецл, применяя логику популизма и гегемонии Лаклау к постсоветским условиям, отмечает, что на уровне идеологии, кажется, что нет ничего общего между 1) коммунистами (представляющими прежнюю партийную номенклатуру, «сменившую цвета» на демократические) и 2) националистами (представленными в Украине в 90-ые, например, правыми националистическими партиями УНА-УНСО и др.). Коммунисты заявляют, что являются интернационалистами, которые осуждают любые типы национализма, тогда как националисты обычно являются антикоммунистами. Однако, как уточняет Салецл, на уровне фантазии, легко обнаружить связь между ними: оба дискурса базируются на основе «скрытого обещания».[160] Салецл использует понятие «скрытого обещания», основываясь на концепции различия между предположением и «скрытым обещанием» О. Дюкро, когда «скрытое обещание» всегда относится к фантазии и возникает как ответ на вопрос, который адресат с необходимостью задает себе: «Почему она или он говорит это?».[161] Не случайно первый президент постсоветской Украины Кравчук в беседе с профессором из Кембриджа (на тот момент времени) Майклом Игнатьевым, отвечая на вопрос «как коммунисты становятся националистами?», фактически объединил коммунистов и националистов на основе авторитарного «скрытого обещания» «управлять хорошо» (в терминологии В. Путина позже появится для этого специальный термин – «управляемая демократия»).[162] Согласно Кравчуку, единственными людьми, которые «оказались под рукой» в условиях новых стратегий национального воображаемого во время создания новых руководящих политических, экономических и т.д. учреждений, были 3,5 миллиона членов КПУ, потому что только они «умели управлять». «Мы воспитаем новых людей («национальную политическую субъективность». – И.Ж., С.Ж.), - отвечал Кравчук, – но их надо подготовить и обучить. И, к тому же, – заметил Кравчук, – что плохого в коммунистах? Многие из них настроены даже более демократично чем так называемая демократическая оппозиция». [163]

Главная отличительная особенность нового дискурса демократии как национализма в Украине в этот период – наличие «скрытого обещания» исключения национального другого на уровне политического воображаемого (фантазии). Согласно Салецл, националистический тип политического дискурса эксплуатирует логику «скрытого обещания» двумя способами – с одной стороны, он применяет идеальные националистические модели популистской идентификации; с другой стороны, скрытую, но эффективную модель политического воображаемого, которое должно удовлетворить популистскую/националистическую экономию наслаждения. Механизм функционирования националистического политического дискурса, считает Салецл, всегда использует некоторый идеал для возможной идентификации субъектов. Чаще всего эти образы связаны с «героическим прошлым нации» и строятся через дихотомию героизма/жертвы и т.д. Именно эти модели использовались гегемонными дискурсами постсоветской Украины – 1) дискурсом героизма/жертвы правых националистов-диссидентов и 2) традиционным героически-жертвенным дискурсом советской версии ортодоксального коммунизма (где коммунисты традиционно жертвовали своими жизнями ради коммунистической Партии). В то же самое время, парадокс состоит в том, что национальный политический дискурс никогда непосредственно, то есть прямо не предлагает воспринимающим субъектам те или иные идентификационные модели. Символическое пространство национальной культуры создается там, где субъекты восприятия имплицитно могут найти для себя модели, благодаря идентификации с которыми могут оказаться такими, какими они хотели бы быть, то есть такими, какими они воображают себя. Другими словами, согласно заключительному замечанию Салецл, символическое пространство политического дискурса, которое формируется поверх его дискурсивного уровня, должно быть максимально открытым для нашего воображаемого, функционируя как скрытое обещание.[164]

Новые политические границы и исключения в гегемонном дискурсе микстуры национализма и коммунизма