Таким образом, новое неантагонистическое отношение к этнически другим, которое демонстрируют карнавальные герои Андруховича, связано с принципиальным изменением по сравнению с антагонистической в традиционном национализме роли другого: другой (субъект) выступает в новом дискурсе национализме не как другой субъект, являющийся условием и одновременно препятствием для достижения национальным субъектом его идентичности, но скорее как инструмент, функция, обеспечивающая новому национальному субъекту его прибавочное наслаждение как опосредованное, или, в терминологии Джорджо Агамбена- «трансцендентное»[459]
наслаждение. Именно поэтому карнавальные герои Андруховича воспринимают такую известную травмирующую психоаналитическую структуру как «взгляд Другого» не как контролирующую (в духе жестокого сартровского «взгляда Другого» или фукианского надзирающего взгляда в Паноптиконе), а, скорее, как лакановскийИдею украинской культуры как карнавальной Андрухович применяет и к анализу главных политических событий последних лет в Украине – «Оранжевой революции»[461]
и Революции достоинства,[462] доказывая, что ведущим политическим фактором революции выступили не так называемые объективные социальные или экономические предпосылки, но прибавочное, то есть трансцендентное, или карнавальное наслаждение масс, явившееся основным политическим фактором революционной/карнавальной мобилизации масс, которым в их перформативном карнавале никто и ничто не смог помешать – ни русские танки на Хрещатике, ни кучка коррумпированных олигархов.В то же время радикальные и политически эффективные лозунги «Оранжевой революции» («вы – лучшие!», «на Майдане – элита нации!» или «украинцы – это европейская нация!»), не требующие от революционных народных масс никаких дополнительных усилий по «розбудови держави», воспитанию «национального сознания» или «национального возрождения» (как это требовал от них старый, формальный кучмовский «номенклатурный национализм»), доказывают функционирование политического фактора наслаждения в ситуации Майдана по схеме скорее (и вопреки теоретической концепции Юрия Андруховича) имманентного (буквально осуществляющегося «здесь» и «теперь» и, более того, доступного для каждой/каждого на Майдане), а не трансцендентного наслаждения.
Отсюда актуальный политический вопрос: какой должна быть современная украинская литература, чтобы теоретически и политически соответствовать тому уровню имманентного революционного наслаждения масс, который был задан в Украине двумя майданными революциями и карнавалом Майдана?
Логика влечения в Украине, или радикальная политическая маскулинность
На наш взгляд, новые политики наслаждения, соответствующие динамике имманентного наслаждения масс в ходе украинских майданных революций, представлены в творчестве нового поколения молодых украинских авторов, представителей так называемого «украинского неоавангарда» (Ирэна Карпа, Наталка Сняданко и др.), лидером которого является популярный харьковский поэт, прозаик и шоумен Сергей Жадан (р. 1974), бывший во время «Оранжевой революции» комендантом палаточного городка «оранжевых» на харьковском «майдане» (харьковской площади Свободы) и активистом харьковского Евромайдана в декабре 2013 – январе 2014 гг.[463]
Философская концепция Жадана объединяет философскую теорию «номадической субъективности» Жиля Делеза и теорию «практик маргинальных групп» Мишеля Фуко. В результате литературная практика Жадана направлена на радикальную деконструкцию доминантных политик и дискурсов в Украине – политики построения буржуазного национального государства, системы рыночной экономики, институтов культуры, образования, семьи и т.д. С точки зрения нашего анализа, представляет интерес также и радикальная в творчестве Жадана, в отличие от его старшего соратника Юрия Андруховича, восстанавливающего и доводящего, как было показано выше, до гротеска патриархатные гендерные стереотипы и в новых национальных условиях, деконструкция также и гендерных стереотипов, в том числе – традиционной конструкции маскулинности (в том числе национальной):