Моя б воля, – пишет Жадан, – я построил бы какую-нибудь идеальную Китайскую народную республику, да, чтобы Китай, но без пидараса Мао, чтобы там не было никаких бойз-бэндов, сэлф-мэйд-мэнов, мидл-класа, интеллектуалов и андеграунда, вместо этого – простые эмоции, простое общение, секс без презервативов, экономика без глобализма, парламент без зеленых, церковь без московского патриархата, а главное -никакого кабельного телевидения ....[464]
В результате в своей автобиографической прозе (повести Биг мак
(2003), романы Депеш мод (2004), Anarchy in the Ukr (2005), Гимн демократической молодежи (2006), Ворошиловград (2010) Интернат (2017)) в качестве украинских постсоветских «номадических субъектов» Жадан изображает люмпенизированную молодежь восточной Украины, у которой не сформированы ни структуры семьи, ни структуры этничности, ни гендерные структуры (не говоря уже о более сложных структурах культуры, языка, производства и т.п.). И если у Делеза основной характеристикой «номадической субъективности» являлась характеристика желания (субъекты как знаменитые «машины желания»), то у радикальных героев Жадана не выполняются не только основные функции сознания, но и функции желания. В результате механизм субъективация литературных героев Жадана осуществляется скорее на уровне, который Лакан называет уровнем влечения (или, используя буквальный перевод и ближе к языку самого Жадана, – драйва), [465] когда субъективация осуществляется посредством так называемых частичных влечений – оральных, анальных, слуховых и визуальных и т.п. Радикальным отличием от Лакана является при этом то, что из всего набора частичных влечений у восточно-украинских героев Жадана по аналогии с другими известными образцами алкогольной прозы доминирует одно – оральное (в форме выпивания-выблевывания), вытесняющее остальные. Другими словами, будучи субъектами влечения, жадановские герои переживают состояние, которое, в отличие от переживаний героев Андруховича, не может быть описано в терминах лакановской «логики желания» и которое Славой Жижек обозначает как «постфантазматическое»: по словам самого Сергея Жадана, они уже «ни во что не верят» – ни в демократию, ни в коммунизм, ни в национальное возрождение, и «уже ничего не хотят – только жить».[466]В то же время инновационный политический литературный проект Жадана состоит в утверждении, что именно эти новые радикальные субъекты посредством номадических, альтернативных практик собственной повседневной жизни способны реализовать в современной Украине наиболее радикальный политический проект как политический протест, способный революционным образом деконструировать любые типы доминантных политик и идеологий, социальных иерархий и т.п.. Как формулирует эту политическую позицию Жадан в своем манифестном «Левом марше»:
Мао мертв, Фидель мертв, не давай себя наёбывать! Сеть контролируется, выборы куплены, демократия мертва, парламент куплен, президент куплен – у тебя нет президента … национального возрождения не бывает! им просто хочется тебя повесить! … они только про это и думают, суки! суки! они думают про тебя! они только про тебя и думают! не думай про политику! в газетах – суки! на радио – суки! в телевидении – суки! Мао, сука, Фидель, блядь, сука! в сети одни суки и пидоры! на выборах – суки! демократия ссучилась, парламент ссучился! президент – сука, это не твой президент! правые, губернатор, кандидат – сууууууууки!!! какие петиции??? какие профсоюзы??? какое возрождение??? суки!!!!!!!!!!!.[467]