Киев 1917—1920. Том 1. Прощание с империей

Со стороны центральной рады не было не только осуждения движения большевиков, а, наоборот, говорилось об идейности его, о его революционном характере, отмечалось, что оно является противопоставлением контрреволюционности временного правительства. Вчера говорилось, что центральной раде совершенно безразлично, что делается в Петрограде, что ей важно лишь сохранение порядка на Украине. Осуждения, повторяю, не было. Говорилось лишь, что центральная рада не может присоединиться к лозунгу – вся власть советам.

Позже, в воспоминаниях, Затонский объяснял, почему, по его мнению, Рада сразу не осудила восстание. Украинцы, с одной стороны, боялись, что его подавление приведет к «крайнему усилению правых группировок, отличавшихся великорусским шовинизмом»; с другой стороны, понимали, что если большевики победят, то они, украинцы, будут крайне заинтересованы в признании со стороны большевиков, ибо иначе у самой Рады будут большие проблемы{552} (как оно в итоге и получилось). Во всяком случае, не вызывает сомнений, что к утру 26 октября (8 ноября) Рада не определилась с отношением к петроградскому восстанию. Израиль Кулик утверждал, что вечером 25 октября (7 ноября) Центральная Рада издала приказ украинским частям придерживаться нейтралитета, ибо, дескать, происходящее в Петрограде есть «хатня справа москалів»{553}. Еще более весомый аргумент – заявление генерального секретаря финансов Михаила Тугана-Барановского на уже упомянутом открытом заседании 26 октября (8 ноября): «<…> рада не высказала определенного отношения к восстанию большевиков. Рада является слишком ответственным и авторитетным органом, чтобы занять по этому вопросу неопределенное положение. Нужно сказать: Да или нет, – на стороне большевиков или против».

В свежеобразованный Комитет охраны революции вошли: от самой Центральной Рады – Ткаченко, Порш, Севрюк, Ковалевский, Никовский, Матушевский, Пятаков, Шаповал, Гольдельман, а также представители целого ряда других организаций и партий, в частности: от Генерального военного комитета – Петлюра; от Бунда – Рафес; от Киевского совета рабочих депутатов – Крейсберг; от большевиков – Затонский. Таким образом, в числе двух десятков членов комитета было трое большевиков: Пятаков, Крейсберг, Затонский{554}.

Первое заседание Комитета началось тотчас же после его сформирования, в 3 часа ночи и продолжалось до 6 часов утра. В 10 часов утра 26 октября (8 ноября) Комитет собрался вновь и заседал в непрерывном режиме до поздней ночи. Он принял (естественно) воззвание к гражданам Украины, с обычными для таких случаев фразами: «В цей грізний час вся революційна демократія, робітництво, селянство та військо неодмінно повинні згуртувати свої сили для того, щоб зберегти спокій та добрий лад на Україні. <…> Краєвий комітет по охороні революції оповіщає всіх громадян України, що всі громадські, військові, тилові власти, а також і всі організації революційної демократії мусять твердо і неуклінно виконувати всі його накази і приписи»{555}, а также обязательное постановление: запрещаются уличные выступления, митинги; погромы и беспорядки будут нещадно подавляться; контрреволюционная агитация и подстрекания к беспорядкам – аналогично{556}. (Проверка реальностью состоялась вечером того же дня.)

Днем 26 октября (8 ноября) эстафету подхватила городская дума. Здесь с самого начала был взят более определенный тон, чем накануне в Центральной Раде. Открыв заседание, Викентий Дрелинг ознакомил думу с положением дел в Петрограде (напомним, Временное правительство было арестовано минувшей ночью) и сразу же заявил:

Дума должна стать на точку зрения борьбы с этой новой авантюрой, потому что происходящее в Петрограде может вызвать движение контрреволюционное, а затем реакцию, в которой потонут все завоевания революции… Мы должны высказаться против авантюры, разыгрывающейся на петроградских улицах. Это мы должны сделать тем более, что в Киеве, благодаря его некоторым особенностям, чрезвычайно сильна черносотенная опасность…