Киев 1917—1920. Том 1. Прощание с империей

Мы, казаки, уже высказались за федеративный строй. И это должно спаять нас с вами. Но нас в данный момет волнует, что в Киеве на улицах производятся аресты юнкеров, что, может быть, штаб будет арестован, что странное положение создалось у арсенала.

Нас посетили ваши представители [представители Центральной Рады действительно побывали на казачьем съезде. – С. М.], которые выяснили нам, что рада, прежде всего, заботится о сохранении на Украине порядка, а до всей остальной России, до судьбы центрального правительства центральной раде никакого дела нет. Мы, казаки, смотрим иначе. Мы, казаки, – прежде всего государственники. <…> Мы, прежде всего, думаем об устройстве не только самих себя, но и всего государства российского.

<…> Мы видим, что центральная рада заботится только о себе. Но здесь, на территории Украины, – находится половина наших казачьих войск. Мы за них отвечаем. И потому мы берем на себя заботу об этих военных силах. Мы идем дальше. Мы считаем себя сейчас единственно сильным народом, вокруг которого должна образоваться сильная демократическая власть. И мы хотим знать ваше отношение к перевороту, вашу дальнейшую тактику{565}.

Затонский, со своей стороны, утверждал, что сам он потребовал «определенного ответа: с кем идет Рада, с революцией или с казачьим съездом» – но, даже не дожидаясь ответа, большевики послали во дворец «сообщение о конце [своего] романа с Радой»{566}. Затонский также послал за Пятаковым.

Свидельства расходятся в деталях, но сходятся в главном: еще и вечером 26 октября (8 ноября) Центральная Рада надеялась «отсидеться», ссылаясь на то, что петроградские события не особенно касаются Киева. Но когда от нее потребовали с двух, по сути, противоположных сторон занять какую-то позицию – ей пришлось определяться.

Начались новые прения, которые длились еще несколько часов. В числе прочих выступил Николай Порш, который, в частности, предъявил претензию казакам: «[Ч]и думаєте ви, живучи тепер в нашому краю, піддержувати наші домагання, щоб ті загальнодержавні установи, які в ваших краях є уже в ваших руках, підлягали на Україні Центральній раді. Товариш козак сказав, що він є на Кубані міністром шляхів, а чи знає він, що це саме, дозволене їм, не дозволено нам[?]». Рябцев не остался в долгу: «[Н]е можна зовсім рівняти України до якої-небудь козачої області, бо козаки є вояки і “государствений елемент”». То есть, по мнению оратора, у казачьей области было больше прав на государственность, чем у Украины.

Объявили еще один перерыв для совещания фракций. По утверждению Затонского, украинцы и после этого перерыва колебались: