Киев 1917—1920. Том 1. Прощание с империей

В штабі весь час іде нарада. Збіраються утворити якись комітет, але не можуть нічого зробити, бо не знають відношення Центральної Ради.

В 3 часа дня того же 28 октября (10 ноября) началось заседание Малой Рады. Здесь, на Владимирской, решили ликвидировать свежесозданный краевой Комитет по охране революции. Его председатель Николай Порш рассказал о том, как комитет пытались арестовать; Иосиф Маевский (украинский эсер) удивился, почему комитет решил самораспуститься в то время, когда большевики, видимо, берут верх и революция под угрозой; Порш возразил, что «комітет не міг робити инакше, ніж він робив». В результате все-таки было решено распустить комитет и сосредоточить руководство охраной революции на Украине в руках Генерального секретариата.

Характерная деталь: на этом же заседании член Центральной Рады Айзик Тёмкин сделал сообщение о том, что по телеграфу «одержано з Петербургу [sic] відомости, що там большевицьке повстання остаточно приборкано; військо, яке було в Петербурзі, піддалось війскові Керенського, привідці большевиків зникли. На цю звістку почулись ріденькі оплескі»{579}. На основании таких «сведений» иногда в то время принимались решения.

В 5 часов вечера к штабу округа были стянуты юнкера с пулеметами, грузовиками с оружием и боеприпасами. Около 6 часов правительственные войска окружили дворец с четырех сторон, нацелив на него орудия и пулеметы. У дворца войска задержали грузовик с оружием. Ко дворцу прибыла депутация, в составе которой был Дрелинг, и вступила в переговоры с засевшими во дворце Пятаковым и его коллегами. Пятаков потребовал гарантий того, что большевиков не арестуют не только во дворце, но и на улице возле дворца, когда они его покинут{580}. На этом было и договорились: большевикам надлежало сдать оружие под гарантию личной неприкосновенности. Пятаков считал это разумным компромиссом: защитить дворец все равно было невозможно, а после свободного выхода из него можно было перебазироваться, к примеру, в Арсенал.

Израиль Кулик, бывший с Пятаковым во дворце, вспоминал:

Помню, как тяжело было расставаться с винтовками, на которые возлагалось столько надежд, как больно было признаваться самим себе в первой неудаче…

– Да, неудачную базу вы избрали, – говорил мне покойный [Михаил] Ткаченко, присутствовавший при этом, как представитель Центр[альной] Рады: – вам бы обосноваться на Печерске, еще Петром Великим избранном, как место «командующих высот».

Поздние советы – думалось…

Но получилось не так, как договаривались. Зайдя во дворец, чтобы отобрать оружие, юнкера несколько переусердствовали. Вслед за ними ворвалась огромная (пьяная, как утверждал Кулик) толпа; Пятакова захватили силой и, заперев в какой-то комнате, стали голосовать: повесить его или убить другим способом. Ситуация, мягко говоря, выходила из-под контроля. Разрядить обстановку удалось прибывшим во дворец Кириенко и доктору Николаю Григорьеву, помощнику комиссара Юго-Западного фронта. Последний сказал большевикам: из дворца, дескать, мы вас выпустим, как обещали, но затем арестуем на квартирах, ибо таков приказ Керенского [!! – С. М.]. Кроме того, за воротами вас «ждет» толпа, так что самосуда вам не избежать. Григорьев предложил большевикам добровольно объявить себя арестованными (!), с тем, чтобы их под надежной охраной доставили в штаб округа{581}. Выхода у последних, опять-таки, не было. Всего было арестовано 14 большевиков:

1) Георгий Пятаков

2) Леонид Пятаков

3) Михаил Зарницын

4) Яков Гамарник

5) Израиль Кулик

6) Моисей Качуринер

7) Лаврентий Картвелишвили

8) Двося Иткинд

9) Исаак Крейсберг

10) Василий Введенский

11) Вера Бухарцева

12) Рувим Ицковский

13) Людвиг Бернгейм

14) Николай Лебедев,

а также двое членов профсоюза из числа красногвардейцев:

15) Дувид Косяков

16) Шмуль Бендерский.

Всех их на рассвете 29 октября (11 ноября) на двух автомобилях доставили в штаб, где допросили и составили протокол. (Кроме всего прочего, в протокол, как положено, записали домашние адреса всех арестованных. Адреса эти были отнюдь не рабоче-крестьянскими. Из четырнадцати большевиков четверо жили на Кузнечной, двое – на Никольско-Ботанической, остальные – на Мариинско-Благовещенской, Жилянской, Бибиковском бульваре, Думской площади, Институтской, Тургеневской, Златоустовской, и лишь один – Николай Лебедев – в Святошине{582}.)