Киев 1917—1920. Том 1. Прощание с империей

В штабе утверждали, что готовы координировать действия с украинцами, но только «с условием отмежеваться от большевиков и убрать с улиц украинские войска[,] требующие смены правительственных войск и производящих аресты и не вмешиваться в мои [Квецинского. – С. М.] распоряжения войсками». Украинцы, по информации Квецинского, вывозили оружие с артиллерийского склада, чья охрана – 27-й донской казачий полк – самовольно ушла{562}.

В Малой Раде, со своей стороны, констатировали, что у некоторых учреждений находятся патрули двух категорий» (по выражению Андрея Никовского) – украинского полка и юнкеров. Не могут ли – спросил выступающий – среди них возникнуть «споры и недоразумения»?..

Недоразумения, конечно, не могли не возникнуть. Действительно, еще утром Комитет вызвал к зданию музея Первый украинский полк и юнкеров украинской школы. Здесь же образовался украинский военный штаб, и отсюда же украинские войска были посланы для охраны некоторых учреждений. Военные власти поставили свою охрану из юнкеров. В 4 часа дня юнкера подошли к управлению Юго-Западных железных дорог и разоружили находившийся там украинский караул. Лишь после переговоров с комитетом оружие украинцам вернули. В других местах лучше показали себя юнкера-украинцы, которые арестовали на улицах юнкеров-неукраинцев и привели их к зданию музея; штаб освободил их всех, кроме двоих.

У здания штаба военного округа (Банковая, 11) расположились усиленные отряды верных (арестованному) Временному правительству войск; возле штаба было поставлено несколько орудий. Группа солдат-украинцев попыталась было арестовать плац-адъютанта штаба капитана Паславского, подъехавшего на автомобиле; «благодаря, однако, энергичному отпору» со стороны Паславского и сопровождавших его юнкеров арест не состоялся. К вечеру орудия от здания штаба убрали{563}.

Затонский позже утверждал, что обещание большевиков не поднимать вооруженного восстания поначалу было искренним. Большевики, дескать, понимали, что у них не хватит сил бороться и со штабом округа, и с Центральной Радой.

Итак, военные обозначили свою позицию: против и большевиков, и украинцев. В такой ситуации тем и другим было бы естественно объединить силы. Считая штаб бóльшим злом, они для того и вошли в альянс с Радой, чтобы «взаимно друг друга поддерживать против белых»{564}. (Первый раз для обозначения контрреволюционных, в понимании большевиков, сил появляется слово белые. Правда, Затонский написал эти строки в 1924 году, так что могла иметь место проекция в прошлое.) Но альянс этот не просуществовал и суток. Действовать по принципу «враг моего врага – мой друг» ни у тех, ни у других не получилось.

В начале упомянутого заседания Малой Рады из трех большевиков – членов Комитета по охране революции – присутствовал только Затонский. Пятаков в это же время был во дворце, непосредственно занимаясь вопросом о вооружении рабочих. Трактуя сомнение в пользу «подзащитного», предположим, что пока только для обороны.

Лицевая и обратная сторона записки, написанной рукой Леонида Пятакова, о вооружении киевской красной гвардии. ЦГИАК, ф. 317, оп. 2, д. 6, л. 1а—1аоб, октябрь 1917

После первого раунда прений (выступлений Ковалевского, Никовского, Рафеса, Тугана-Барановского) объявляется перерыв. И в это время на заседание прибывает делегация казачьего съезда. Слово от ее имени берет войсковой старшина Рябцев, занимающий пост министра путей сообщения в Кубанской области: