Центральная Рада и Генеральный секретариат, по сведениям редакции «Киевлянина», ничего не имели против продолжения выхода газеты (при том, что она, газета, была резко оппозиционна украинской власти). Но большевики не освобождали помещение. Шульгин и Павлина Могилевская обращались в типографию и в редакцию «Пролетарской Мысли» с запросами, когда последняя освободит помещение. Лишь 16 (29) ноября, после соответствующего решения Совета рабочих и солдатских депутатов, типография известила Шульгина и Могилевскую, что с 18 ноября (1 декабря) типография сможет приступить к печатанию «Киевлянина». Действительно, днем 18 ноября (1 декабря) редакция «Пролетарской Мысли» очистила помещение. «Справедливость требует отметить, – сообщалось в заметке в “Киевлянине”, – что большевики разгрома помещения, ими занятого, не учинили»{697}
. Редакция и контора «Пролетарской Мысли» 19 ноября (2 декабря) переехала в Центральное бюро профессиональных союзов, на Думскую площадь, 2{698}, а на следующий день – на Крещатик, 16{699}. Одновременно «вследствие сильного вздорожания технических условий выпуска газеты» она подорожала – с 15 до 20 копеек за номер{700} (впрочем, точно так же тогда подорожал и «Киевлянин»).Это был не единственный случай насилия по отношению к газете в те дни. 3 (15) ноября в типографию «Южной газеты», на Большую Васильковскую, 38, на грузовом автомобиле прибыли вооруженные солдаты во главе со студентом Эрлихерманом и предъявили записку, опять-таки, от Революционного комитета, гласившую, что «предъявитель сего имеет право реквизировать бумагу для нужд комитета». Забрав бумагу на сумму 4000 рублей, отряд удалился. Сотрудники конторы немедленно оповестил о случившемся Генеральный секретариат, штаб округа и милицию. Через час прискакали конные милиционеры под предводительством Анохина. Последний забрал записку революционного комитета, чем его «содействие» и ограничилось. Управляющий конторой «Южной газеты» дозвонился до Пятакова, который подтвердил: распоряжение о реквизиции бумаги действительно сделано им, Пятаковым. Бумага же предназначается для печати объявлений и воззваний в связи с предстоящими выборами в Учредительное собрание{701}
. Этим, правда, насилие против «Южной газеты» и ограничилось, и газета продолжала выходить.На заседании Малой рады 6 (19) ноября Николай Порш заявил, что «реквізиції та труси, які робляться в Київі, переводяться без відома революційного комітету большевиків»{702}
. Не приходиться сомневаться, что в большинстве случаев так оно и было. Когда законы начинают «трактоваться» произвольно, число желающих этим воспользоваться, естественно, растет. 2 (15) ноября военный патруль на Сенной площади конфисковал (видимо, по собственной инициативе) 200 экземпляров «Киевской мысли» и 250 экземпляров «Последних новостей». Подобные же случаи – конфискации и требования «прекратить продажу буржуазных газет» – имели место на углу Крещатика и Фундуклеевской, на Львовской, Большой Васильковской, Владимиро-Лыбедской{703}.Городская дума протестовала против реквизиций помещения у «Киевлянина» и бумаги у «Южной Газеты» – но там, где это было (по ее мнению) необходимо для дела, сама применяла подобные методы. 5 (18) ноября в Киевской городской продовольственной управе (Крещатик, 2) состоялось экстренное заседание городского продовольственного комитета для рассмотрения вопроса «о немедленном осуществлении реквизиции киевских хлебопекарен»{704}
. Не позже, чем через два дня, в Секретариат межнациональных дел явились консулы: греческий (П. Гринади), испанский (С. Василиади), персидский (И. Витенберг) и «заявили свій рішучій протест проти реквізиції Київською Мійською Думою хлібопекарень, які належать іноземним підданим». Всего в Киеве было 304 хлебопекарни, из которых 21 принадлежала греческим подданным и 44 – турецким (защиту их интересов взяло на себя испаснское консульство){705}. На тот момент были реквизированы как минимум три пекарни, принадлежавшие грекам: Таганиди, Балису, Туршиану{706}. В Киевской городской продовольственной управе была создана комиссия по реквизиции хлебопекарен. По состоянию на начало декабря она приняла в свое распоряжение и передала новым заведующим, назначенным продовольственной управой, из числа членов профсоюза булочников, 18 пекарен, из которых 14 принадлежало иностранным подданным{707}.