Киев 1917—1920. Том 1. Прощание с империей

В какой-то момент появились слухи о намерении военного съезда захватить в свои руки государственный банк и казначейство. Это вызвало конфликт между съездом, военным командованием (Оберучевым) и начальником милиции (Лепарским). В конечном счете съезд издал официальное заявление о том, что слухи о якобы готовящемся захвате государственных учреждений – провокация{266}.

Но в наибольшей степени второй военный съезд вошел в историю Украины благодаря тому, что на нем был провозглашен Первый Универсал Центральной Рады – первый из четырех основных программных документов будущего украинского парламента.

Слово «универсал» польского происхождения, с латинским корнем. «Universum» по-латыни – Вселенная, а «uniwersał» в Речи Посполитой – обращение короля к народу. До второй половины XVI века универсалы писались на латинском языке и часто начинались обращением: «Universis et singulis, praesentibus et futuris»[26],{267} (отечественные революционеры в менее торжественных случаях будут использовать формулировку попроще: «Всем, всем, всем»). Традицию эту переняли гетманы Войска Запорожского, в том числе Богдан Хмельницкий. Издавал универсалы и Иван Мазепа. Таким образом, Центральная Рада возродила старый обычай.

Универсал прочитал 10 (23) июня 1917 года, в 9½ часов вечера, товарищ председателя Центральной Рады Владимир Винниченко. «Чтение произвело громадное впечатление на съезд и вызвало бурный взрыв энтузиазма, – сообщал корреспондент “Киевской мысли”. – Все присутствующие поднялись с мест, раздались возгласы: “Слава центральной раде!“, “Слава возрожденному украинскому народу!“ С. В. Петлюра произносит краткую речь. <…> Раздаются голоса желающих видеть М. Грушевского, но его в театре не оказывается. <…> Перед портретом Шевченка слепой бандурист играет и поет революционный гимн. В память Т. Шевченка весь театр опускается на колени, раздается пение “Заповіта“. Вслед за “Заповітом“ поют “Ще не вмерла Украина!“. Многие плачут от радости».

Эмоции с делегатами съезда разделили митингующие, собравшиеся, как и накануне, на Театральной площади:

Толпы народа на площади перед театром были гуще, чем в предыдущие вечера, и сильнее гудел прибой людских голосов, споров, криков.

Когда же был оглащен «Универсал», члены съезда, как водная масса через поднятый шлюз, полились из душного театра на площадь, под открытое небо – темное с редкими крупными звездами. <…>

Народные волны бушуют. Смех, шутки, поздравления. <…>

Шумно, бурно кругом… Перерыв оканчивается. Зовут в зал:

– До діла! До засіданья! До діла!..

Вход в театр заливается волнами человеческих тел{268}.

Радоваться действительно было чему. «Універсал Української Центральної Ради до українського народу, на Україні й по-за Україною сущого» (так официально назывался документ) провозглашал автономию Украины явочным порядком, заявляя одновременно: «Ми гадали, що Центральне російське правительство простягне нам руку <…>, що в згоді з ним ми, Українська Центральна рада, зможемо дати лад нашій землі. Але Тимчасове російське правительство одкинуло всі наші домагання, одіпхнуло простягнену руку українського народу. <…> Воно не схотіло сказати, чи признає за нашим народом право та автономію, право самому порядкувати своїм життям. Воно ухилилось од відповіді, одіславши нас до майбутнього Всеросійського Учредительного зібрання»{269}.

Но Киев предпочел юридической выверенности революционную целесообразность, а Петроград не стал применять власть.

Подобным же образом интерпретировал ответ правительства Грушевский в своей монографии, изданной в 1921 году: «Відповідь уряду по всїм пунктам домагань була відмовна від початку до кінця»{270}. Сложно согласиться с такой оценкой. По сути, в ответе было сказано следующее: вопрос об автономии не может быть решен на уровне «Временное правительство – Центральная Рада», потому что ни одна из двух сторон не обладает для этого достаточными полномочиями. Временное правительство изначально создавалось с условием, что все вопросы государственного устройства России будут решаться Учредительным собранием. Центральная Рада не была избрана всенародно (как, кстати, и все петроградские органы власти) и, следовательно, не была правомочна принимать решения от имени украинского народа{271}.