Киноантропология XX/20

Николай Погодин, будущий именитый советский драматург, начинавший как очеркист периферийных газет, затем «Правды» и «Огонька», менее чем в одну страницу журнального текста «Гостя с того света» сумел упаковать многое. Из строк очерка проступала документальная основа события: город точно указан – это Москва, завод – «Трансмиссия», названы действующие лица, были вмонтированы даже две фотографии: на одной запечатлена встреча героя и «господина Фабкома», а на другой – торжественный момент выпуска на заводе первого отечественного механизма, заменившего привозимые из Англии. В ёмких деталях вырисовывались человеческие образы: скорбные и одновременные детские глаза героя, шапка, которую он, придя к бывшему хозяину, сначала чистит рукавом, а потом кладёт у ног, Георгиевский крест, который он бережно хранит на груди, рука молодого рабочего, которую жгут благодарственные поцелуи героя и он все трёт её, смущённо-возмущённо ворча: «Старый режим!» Нашлось место и авторскому обращению к читателю – взволнованные мысли о русском рабстве, веками взращиваемом царским режимом, о том, как всего за десять лет неузнаваемо изменились люди.

Участник Первой мировой войны оказался в турецком плену, целых десять лет жил в деревне и работал у богатого землевладельца. «Когда вышло с Россией замирение» (в декабре 1925 года был подписан советско-турецкий договор о дружбе и нейтралитете), он вернулся на Родину. И не узнал страну, Москву, свой завод, своего хозяина, теперь работавшего инженером. Проснуться от летаргического сна или выйти из состояния полного беспамятства – эта фабула в век глобальных потрясений потеряла свою сказочность, экзотичность. Генерал царской армии с характерной фамилией Скулодробов попадал в советскую действительность в фильме «Генерал с того света» (1925), и это было комедийно-гротесковое её решение. «Гопля, мы живём» – немецкая экспрессионистская драма, поставленная в 1928 году на советской сцене о невозможности революционеру воскреснуть к жизни в Веймарской Германии. Он обрывал свою жизнь, как и сам автор драмы Эрнст Толлер. Есть в «Госте с того света» даже такие строки: «Как можно полно и ярко представить себе поведение человека, умершего при царе Николае II и воскресшего на 10-м году Октябрьской революции? Может быть, только большой проникновенный художник сумел бы просто и правдиво написать этот образ» – точно призыв к будущим авторам «Обломка империи».

К углубленному изощренному психологизму этого своего фильма Эрмлер шёл долго и не только через свои работы – через чужие (он признавался, что очень многое в этом плане дали ему фильмы В. Пудовкина и особенно А. Роома), а также через литературу (именно с этой стороны открыл он для себя Ф. Достоевского, зачитывался им), через науку (изучал В. Бехтерева, 3. Фрейда, штудировал труды И. Павлова – этот мир открыл ему С. Эйзенштейн). Он сыграл особую, можно сказать, решающую роль в судьбе фильма. Увидев отснятый материал, он был потрясён: режиссёр «разменял» уникальный, грандиозный замысел, осуществляя его в обычной среднеарифметической эстетике. Чего стоил героико-приключенческий эпизод Гражданской войны, где один из главных персонажей в бабьем наряде, с необъятным бюстом из неразорвавшихся гранат шуровал в тылу белых. В общем, критика была безжалостной и сокрушительной. Эрмлер понял – снимать нужно заново и поднял себя «со товарищи» на второй, совсем другой фильм. Позднее он вспомнил тот житейский эпизод, который дал движение к иной тональности фильма – страдания и сострадания. Он пришёл домой к директору киностудии, где предстоял тяжёлый разговор о необходимости пересъёмок. Здесь были свои заботы – мучительно щенилась собака. В Эрмлере впечатлительном, чувствительном на чужую боль, человеческое страдание в глазах животного, собачья слеза, которую он впервые в жизни увидел, буквально всё перевернули. В его воображении сцена с собакой заняла своё место в эпизоде Гражданской войны. В жёсткую, трагическую колею ввела сюжет всего фильма.

В домишке возле железной дороги неизвестно сколько лет, не зная своего имени, ничего о себе не зная, живёт, делая чёрную работу, контуженный солдат. После очередного боя за станцию по команде хозяйки он снимает сапоги с погибших и среди мёртвых находит полуживого молоденького красноармейца. Того мучит жажда, жар, бред и, увидев кормящую щенков суку, он жадно припадает к её сосцам. Вошедший в дом тип в штатском, но с маузером в руке убивает собаку, жалея пули на «доходягу» (надпись на экране – «Сам сдохнет»). Красноармейца солдат, точно ребёнка, выхаживает – ищет в волосах паразитов, кормит из рук. Лицо любимой женщины, мелькнувшее в окне вагона, возвращает его в прошлое, к его судьбе, к своему «я» – унтер-офицера Филимонова.