Киномысль русского зарубежья (1918–1931)

Очень сильное впечатление производят две картины «италийской» армии. Состояние распада, в котором находит ее Наполеон, – как какой-нибудь табор, и в тот же вечер та же армия в состоянии дисциплинированных полков, проходящих перед ним церемониальным маршем, и он, объезжающий их ряды.

Интересны эпизоды взятия Тулона, того Тулона, про который Наполеон впоследствии говорил: «Тулон нельзя взять… Я знаю – я его взял»… Страшная ночь, дождь из ведра, а приступ идет. Вдруг барабанов больше не слыхать (барабанщики убиты). «Что же барабанщики?» – восклицает Наполеон, и в это время видим барабаны, и на них сыплется уже не дождь, а град… В оркестре мелкая дробь. Глаза Наполеона оживают радостью, надеждой, наконец – уверенностью.

Приятно, когда в оркестре подлинные звуки. А музыка Хоннегера похожа на какое-то нудное переползание!.. Ему удается только беспорядок, переполох, вообще хаос.

Из трех красавиц того времени – Жозефины Богарнэ, г-жи Рекамье и г-жи Таллиэн – только последняя действительно очень красива. Менее всего удачна Жозефина – обычная экранная «премьерша». Хотя эти дамы одеты лучшими «домами» Парижа, костюмы их не переносят в эпоху. То же надо сказать и о подробностях житейского обихода. Так, например, веер Жозефины совсем не «ампирный». Кстати, тут красивый ответ Наполеона (не знаю, исторично ли). Жозефина, глядя на него сквозь кружево своего опахала, спрашивает великого полководца: «Какое, по-вашему, самое опасное оружие?» – «Веер», – отвечает он.

Это кинематографическое представление во всяком случае осуществляет блестящую страницу того, что можно назвать обучение образом, – это интересный, легко усвояемый воспитательный прием. «Чтобы народы тебя понимали, надо прежде всего воздействовать на их глаза», – говорил сам Наполеон. И мы видели, несмотря на длинноты, на некоторые безвкусицы, мы видели воздействующее зрелище. Для учащейся молодежи это полезно. Волна идеализма полезна в юности, в особенности в такие времена, когда «воздействия» направлены совсем по иным путям…

Печатается по: Последние новости (Париж). 1927. 12 апр.

Диана Карен «НАПОЛЕОН» АБЕЛЯ ГАНСА

«Наполеон» Абеля Ганса – одно из самых выдающихся созданий кинематографа. Но именно поэтому и еще потому, что Ганс виднейшая фигура среди европейских кинорежиссеров, мы не должны молчать о недостатках его последней работы.

Техническое нововведение Ганса заключается в том, что он проектирует одновременно на три экрана три сцены. По замыслу, эти три сцены должны слиться в одно грандиозное целое. На центральном экране показывается главная лирическая часть действия, на двух боковых проходят события, служащие фоном. Ганс затратил много усилий, чтобы действия, снятые тремя камерами, слились в одну картину. Но попытка не удалась. Узенькая, темная полоска, отделяющая один экран от другого, мешает единству впечатления; несовпадение же ритма этих одновременных, но неодинаковых действий, искусственно и несовершенно связанных между собой, утомляет и раздражает зрителя.

Есть в картине Ганса еще один недостаток, утомляющий не меньше, чем три экрана. Ганс злоупотребляет скрещиванием планов. Почти ни один режиссер не обходится без этих приемов, но увлекаться ими опасно. Смешение реальности и видений, действительности и воспоминаний, лихорадочная путаница лиц, пейзажей, событий – все это, будучи взятым в большой дозе, утомительно. Абель Ганс волнует, увлекает, но не раз жалеешь, что этому художнику изменяет чувство меры.

Напомним хотя бы одновременную демонстрацию бури на море и бури в Национальном собрании. В продолжение нескольких минут перед зрителем мелькают, быстро сменяя друг друга, то волны моря, то волны лиц вершителей судеб Франции. В первую минуту нельзя не почувствовать поэзию этой пусть и не новой, но отлично сделанной аллегории. Зато уже в последующие мгновения, несмотря на бурное нарастание темпа, впечатление, безусловно, ослабляется.

Умей Ганс менее воспламеняться грандиозными видениями своего воображения, умей он несколько меньше увлекаться техническими приемами, умей он меньше перебивать себя, путая и смешивая наши впечатления, его «Наполеон» был бы едва ли не самой замечательной из существующих фильм.

Ганс, конечно, и сам чувствует необходимость умерить свой пафос и внести в замыслы больше естественности и простоты. Сцены, где двое мелких служащих тогдашней французской чека (одного из них играет Колин), чтобы спасти осужденных, жуют и глотают листы обвинительных актов, и другие, подобные этой, очень украшают картину и делают ее менее напряженной и более лирической.

У людей с тонким слухом, вероятно, вызвала усмешку претенциозная надпись фильмы: «Наполеон, как его видит Абель Ганс». Это, конечно, нескромность, но захватывающий, тревожный ритм картины почти оправдывает надпись.