Китайская интеллигенция на изломах ⅩⅩ века : (очерки выживания)

Автор вспоминает, что в ходе «культурной революции» его «ошибки» (основная из них — все усилия он сосредоточивал на производстве, не уделяя должного внимания изучению «идей») были подвергнуты «серьёзной критике»; «революционные массы» «кропотливо воспитывали» его. Этот «горький урок» помог Чу Чжансюю осознать, что «культурная революция» не только «очистила партию от затаившихся зачинщиков реставрации капитализма, но и спасла многих допускающих ошибки кадровых работников». «Я — один из спасённых!»,— патетически восклицал бывший директор.

Осознав «глубину своего падения», Чу, несмотря на старость и болезни, стал «ходить по людям», собирая замечания по своему адресу; обошел свыше тысячи человек, получил тысячу замечаний и пожеланий и 400 выдержек из трудов Мао Цзэдуна для изучения. Можно себе представить, что пережил этот человек. Однако он продолжал свой панегирик «великому кормчему»: «Где и когда, кроме как в сегодняшнем Китае, можно найти такую глубокую заботу о допустивших ошибки кадровых работниках, какую проявляет председатель Мао?». В конце статьи Чу Чжансюй приходил к такому «оптимистическому» выводу: «Нет финиша на пути идеологического перевоспитания».

Когда читаешь такие строки, трудно отделаться от мысли, что пишущий их намеренно издевается над своими «воспитателями». А ведь подобных «признаний» было множество. 7 января 1972 г. корреспондент агентства Синьхуа сообщал, например, что в беседе с ним профессор исторического факультета Пекинского университета Чжоу Илян (широко образованный историк, известный и за рубежами страны) заявил:

«Если бы не культурная революция и не воспитание, полученное мною в то время, я не мог бы преподавать».

Маститый историк философии профессор Фэн Юлань, по словам того же корреспондента, заявлял, что раньше он «по указке Лю Шаоци пропагандировал идеалистическую философию», «служил буржуазии» и «причинял вред делу пролетарской революции», и лишь теперь «преобразовал своё мировоззрение». Возвращение к профессиональному труду, таким образом, не избавляло интеллигентов от необходимости вновь и вновь публиковать унизительные поклёпы на самих себя.

«Собрания критики», основным объектом которой, как и прежде, оставались интеллигенты, продолжали отнимать огромное количество времени у работников всех предприятий и учреждений. «Жэньминь жибао» называла «свидетельством огромной политической активности научных работников» тот факт, что в НИИ АН Китая в 1973 г. было проведено свыше 900 «собраний критики», проходивших на уровне кафедр и выше, а в трех собраниях такого рода участвовало до тысячи человек[1051].

В газетах часто появлялись рассуждения о «преимуществах студентов из рабочих, крестьян и солдат, имеющих практический опыт, при овладении теоретическими знаниями»[1052]. Агентство Синьхуа рассказывало, что «студенты — выходцы из народа» (т. е. не имеющие образовательного ценза молодые рабочие, крестьяне и солдаты) «написали более десяти статей, в которых с философской точки зрения освещается опыт ведения трёх великих революционных движений»; студенты Шанхайского пединститута вместе с преподавателями создали проект учебного пособия «Педагогика» объёмом в 200 тыс. иероглифов. При оценке явлений такого рода не следует забывать об уровне знаний авторов упоминаемых работ. Эти «достижения» напоминают и «большой скачок», и печальной памяти «культурную революцию».

Процесс «перевоспитания» продолжался, и система «школ 7 мая» оставалась необходимой маоцзэдунистам. Пресса неустанно подчеркивала, что эти «школы» — «мероприятие отнюдь не временное»[1053], и, следовательно, «нужно как следует планировать и организовывать поочередное обучение кадровых работников в школах, делать это по твёрдо установленному режиму, с тем чтобы все работники во главе с руководящими кадрами по очереди проходили обучение и закалку в школах „7 мая“»[1054]. После Ⅹ съезда КПК в прессе стали ссылаться на слова премьера Чжоу Эньлая о необходимости «надлежащим образом вести работу в школах кадровых работников „7 мая“, поддерживать социалистическую новь»[1055].

Трудно судить, что стали представлять собой эти «школы» и насколько они стали отличаться от тех лагерей трудового воспитания с жестким режимом, которыми они были в первый период своего существования[1056]. По всей видимости, условия жизни «учащихся» там несколько смягчены: пресса в 1972—1973 гг. нередко призывала «заботиться о быте», утверждая, что главная задача «школ» — обеспечить «овладение политикой» в тесной связи с «реальной борьбой», научить учащихся «критиковать буржуазию»; физический же труд сам по себе, как теперь выяснилось, не может привести к повышению сознательности[1057]. Правда, рядом помещались фотографии интеллигентов, которые со счастливо-просветлёнными, улыбающимися лицами толкали тачки с камнями.