Читаем Китайская интеллигенция на изломах ⅩⅩ века : (очерки выживания) полностью

Китайская интеллигенция на изломах ⅩⅩ века : (очерки выживания)

…создаёт такие приятные вещи из такого гноя,Чистая и совсем безобидная, вращается она вокруг оси,вся набитая трупами тяжко болевших,И такие прелестные ветры создаёт она из отвратительной вони…

(«Поэма изумления при виде воскресшей пшеницы»)[84]

Уитмен говорил о себе:

Я также воспеваю и мятеж,Ибо я верный поэт каждого бесстрашногобунтаря во всём мире[85],

и писал такие стихи, как «Европейскому революционеру, который потерпел поражение», «Испания в 1873—1874 гг.» и т. д.

И Го Можо в стихотворении «Ода бунтарям» бросает прямой вызов силам зла. После «движения 4 мая» китайских студентов в Японии стали называть «учёными разбойниками» («сюефэй»). Свою «Оду» поэт обращает ко всем тем, кто протестует и борется. «Всем бунтарям, что стоят за политическую революцию,— ура! ура! ура!»[86],— заявляет поэт. Тем же духом бунтарства и глубоким уважением к борцу за национальную независимость проникнуто стихотворение «Победоносная смерть» (1919)[87]. Оно посвящено руководителю отряда ирландских повстанцев, который был брошен англичанами в тюрьму и умер там, объявив голодовку. В примечаниях к этому стихотворению автор писал:

«Эти четыре строфы — застывшие слезы, которые лил я в течение многих дней».

В поэзии Уитмена часто звучали урбанистические мотивы — он слагал оды фабричным трубам, домнам, вагранкам, станкам. Вот его воззвание к паровозу:

О, красавец с неистовой глоткой!Ты промчись по моим стихамИ наполни их буйной музыкой,Сумасшедшим, пронзительным грохотом,Трелями воплей твоих, что от гор, от скал эхами несутся к тебе![88]

Го Можо тоже любуется кораблями, снующими по заливу возле одного из промышленных центров Японии, увлекается шумом и грохотом капиталистического города, где словно звучит «симфония резонанса от игры множества свирелей», где всё «существует звеня, свистя, оглушая криком» («Наблюдаю с горы Фудэтатэяма»[89], 1920).

В творчестве молодого Го Можо можно проследить влияние уитменовской манеры письма, его художественного стиля. Сближает поэтов и принципиальное стремление к использованию живого разговорного языка. Уитмен вместо условного, стилизованного языка «высокой» поэзии заговорил в своих стихах на языке современности. Го Можо вместе с другими поэтами «движения 4 мая» пропагандировал новый стих, по языку вполне доступный рядовому читателю. Уитмен расстался с рифмой во имя ритма, и «ритм его,— отмечает К. Чуковский,— может достигать величайшей, сжатой, как пружина, энергии» и в то же время «может принимать такую сложную гибкость и нежность»[90]. Для Го Можо тоже характерны мелодическое многообразие и борьба за утверждение в китайской поэзии нерифмованного стиха. «Своеобразными строфами, сверкавшими словно драгоценные камни, он как великий учитель воспитывал молодое поколение»[91],— говорил поэт Фэн Найчао в 1942 г., когда литературные круги Чунцина — столицы Китая в годы войны — отмечали 25-летие творческой деятельности Го Можо.

Некоторые стихотворения Го Можо 1919—1920 гг. пантеизмом напоминают ранние произведения Маяковского. Молодой бунтарь Маяковский бросает дерзкий вызов небесам («Облако в штанах»):