Китайская классическая поэзия

Высоко-высоко
на сто чи поднимается башня,
Открывая пред нами
четыре простора земли.

С темнотою в нее

на ночлег возвращаются тучи,
По утрам в этой башне
приют для слетевшихся птиц.

Рек и гор красота

безраздельно заполнила взоры.
Одиноко равнина
простерта в безбрежную даль.

А в былые года

сколько славу и почесть узнавших,
Горячо и бесстрашно
сражались за эти края!

Был у каждого день

после века им прожитой жизни,
Когда время настало
вернуться в Полуночный Ман...[94]

Кипарис и сосну

уничтожил топор человека.
Лишь высоких курганов
неровный рисуется ряд.

У развалин могил

не осталось последних хозяев.
Бесприютные души
избрали какую страну?

Процветанье и блеск

восхищения стоят, конечно, —
Но о них же раздумья
в нас жалость рождают и грусть!

* * *

Далеко на востоке
живет благородный ученый,
И одет он всегда
в неприглядное, рваное платье,

И из дней тридцати

только девять встречается с пищей,
И лет десять, не меньше,
он носит бессменную шапку.

Горше этой нужды

не бывает, наверно, на свете,
А ему хоть бы что —
так приветлив на вид он и весел.

Я, конечно, стремлюсь

повидать человека такого.
И пошел я с утра
через реки и через заставы.

Вижу — темные сосны,

сжимая дорогу, теснятся.
Вижу — белые тучи
над самою кровлей ночуют.

А ученому ясно,

зачем я его навещаю.
Сразу цинь он берет,
для меня ударяет по струнам.

Первой песней своей —

«Журавлем расстающимся» — тронул
И уже ко второй,
где «луань одинок», переходит...

Я хотел бы остаться

пожить у тебя, государь мой,
Прямо с этого дня
до холодного времени года!

* * *