Китайская классическая поэзия

с неглубокой прозрачной водой

Так ли непроходим

меж Ткачихою и Пастухом?

Но ровна и ровна

полоса этой чистой воды...

Друг на друга глядят,

и ни слова не слышно от них!

ОДИННАДЦАТОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ

Я назад повернул

и погнал лошадей моих прямо,

Далеко, далеко

их пустил по великой дороге.

Я куда ни взгляну -

беспредельны просторы, бескрайни!

Всюду ветер восточный

колышет деревья и травы.

Я нигде не встречаю

того, что здесь ранее было, -

Как же можно хотеть,

чтоб движенье замедлила старость!

И цветенью и тлену

свое предназначено время.

Потому-то успех

огорчает неранним приходом.

Ни один человек

не подобен металлу и камню,

И не в силах никто

больше срока продлить себе годы.

Так нежданно, так вдруг

превращенье и нас постигает,

Только добрую славу

оставляя сокровищем вечным.

ДВЕНАДЦАТОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ

Та стена на востоке

высока и тянется долго,

Извивается в далях

не разрывным нигде заслоном.

И когда буйный ветер,

землю вверх взметая, поднялся,

Там осенние травы

разрослись и все зеленеют.

Времена - все четыре -

за одним другое на смену,

И уже вечер года

с быстротой какой набегает!

В "Песнях", в "Соколе быстром",

есть избыток тяжкой печали,

А "Сверчок" в этих "Песнях"

удручает робостью духа.

Так не смыть ли заботы,

волю дав велениям сердца:

Для чего людям нужно

на себя накладывать путы...

В Янь-стране, да и в Чжао

очень много прекрасных женщин,

Среди них всех красивей -

светлолицая, словно яшма,

И она надевает

из тончайшего шелка платье,

И выходит к воротам,

чтоб разучивать "чистые песни".

Звуки струн и напевы

до чего ж у нее печальны!

Когда звуки тревожны,

знаю, сдвинуты струн подставки;

И в возвышенных чувствах

поправляю одежду чинно,

И, растроганный думой,

подхожу к певице несмело,

Про себя же мечтаю

быть в летящих ласточек паре,

Той, что глину приносит

для гнезда к госпоже под крышу!

ТРИНАДЦАТОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ

Я погнал колесницу

из Восточных Верхних ворот,

Вижу, много вдали

от предместья на север могил.

А над ними осины

как шумят, шелестят листвой.

Сосны и кипарисы

обступают широкий путь.

Под землею тела

в старину умерших людей,

Что сокрылись, сокрылись

в бесконечно длинную ночь

И почили во мгле

там, где желтые бьют ключи,

Где за тысячу лет

не восстал от сна ни один.

Как поток, как поток,

вечно движутся инь и ян,

Срок, отпущенный нам,

словно утренняя роса.

Человеческий век

промелькнет, как краткий приезд:

Долголетием плоть

не как камень или металл.

Десять тысяч годов

проводили один другой.

Ни мудрец, ни святой

не смогли тот век преступить.

Что ж до тех, кто "вкушал",

в ряд стремясь с бессмертными встать,

Им, скорее всего,

приносили снадобья смерти.

Так не лучше ли нам