Китайская мысль: от Конфуция до повара Дина

Конфуций никогда не ломал голову над животрепещущим вопросом о том, существуют ли духи, который издавна мучил богословов и философов, представлявших иные традиции. Для него добродетельная жизнь проходила в упорядоченном сообществе здесь и сейчас, а не по ту сторону гроба. «Учитель не говорил о чудесах, силе, беспорядках и духах» («Лунь юй», 7.20). Конфуций учит, что нужно не рассуждать о духах, а ладить с ними, не отвлекаясь на вопросы, на которые невозможно найти ответы. (Здесь Конфуций выступает в антитеологическом духе: logos и theos в его мировоззрении никак не совмещаются друг с другом.) Когда Цзы-лу, один из учеников, слишком одолевает его расспросами на эту тему, Учитель отвечает: «Не научившись служить людям, можно ли служить духам?» Начав спрашивать о смерти, Цзы-лу получает похожий ответ: «Не зная, что такое жизнь, можно ли знать смерть?» («Лунь юй», 11.11). Конфуций не видит необходимости в теоретических доказательствах существования духов. Но он признает, что людям на всякий случай стоит ублажать их, чтобы те держались подальше и не вредили («Лунь юй», 6.20). Этот так называемый гуманизм Конфуция приглянулся философам европейского Просвещения, в частности Вольтеру и Лейбницу: в Китае они увидели пример гражданского общества, функционирующего на основе сугубо этического суждения и не нуждающегося в божественном вмешательстве. Немецкий социолог Макс Вебер (1864–1920) был убежден, что «конфуцианец не желал быть "спасенным"… ни от зла или первородного греха (о котором ничего не знал), ни от чего-то иного, кроме одного — от постыдного варварства общественной грубости. И "грехом" он мог считать только нарушение основного социального обязательства — почтительности»[98].

Чего не понимали западные философы, так это того, что, невзирая на нарочитое игнорирование этой темы Конфуцием, Древний Китай был полон духов. В попытках понять, как устроен их мир, не все были столь лаконичны, как Конфуций. Мо-цзы, например, высказывался о призраках и духах гораздо более обстоятельно и четко. Согласно его интерпретации, духи умны, они приносят удачу или неудачу, поощряют тех, кто поступает правильно, и наказывают тех, кто ведет себя дурно. Отношение моистов к спиритуальному миру оставалось предельно прагматичным: жертвоприношения не влияют на волю Неба, но зато поведение духов вполне предсказуемо, и поэтому от них вы получите ровно столько, сколько им дадите. То есть, с их точки зрения, жертвоприношения работают по принципу «ты мне — я тебе». Поскольку Небо и духи не подвержены колебаниям настроения, они действуют в согласии с четко просчитываемой моралью. В трактате «Мо-цзы» целая глава посвящена вопросу о том, существуют ли духи и способны ли они, вопреки ожидаемому, карать добрых и благоволить злым. Мо-цзы представляет три доказательства их существования: во-первых, в разные века и в разных местах люди сообщали о встречах с духами; во-вторых, в них верили мудрецы древности; в-третьих, без духов нравственное общество было бы невозможным — люди лучше себя ведут, зная, что за ними наблюдают высшие силы. Мо-цзы, впрочем, оставляет место и для сомнений, допуская, что, даже если бы духов не было, коллективные жертвоприношения все равно приносили бы социуму пользу («Мо-цзы», 31.19). В целом же моисты воспринимали духов и призраков как могучих посредников и всеведущих осведомителей Неба; а иначе, полемизировали они с конфуцианцами, ритуальные практики вообще никому не нужны: «Заявлять, что духов не существует, но продолжать практиковать жертвенные ритуалы — все равно что изучать правила гостеприимства, когда нет никаких гостей, или плести рыболовные сети, когда нет никакой рыбы» («Мо-цзы», 48.9)[99].