Китайская мысль: от Конфуция до повара Дина

Имеющаяся у китайца возможность обратиться к духам собственных предков, подкрепляемая пониманием того, что в деятельности незримых сил неопределенность является непоколебимой константой, влекла за собой побочный эффект. Он выражался в признании того, что никакое отдельное верование и никакая форма ритуального поклонения не дают ответов на все вопросы. В живой религии старого Китая, пусть даже опекаемой и патронируемой государством, практические мотивы затмевали, как правило, догматические соображения. Просветления достигали разными способами, а для личного спасения имелось множество рецептов. Указывая на это обстоятельство, кто-то мог сказать, что культ предков вообще избавляет людей от потребности в едином и верховном божестве. Дух прадедушки, возможно, и следит за вами, но ему не нужна безусловная лояльность со стороны людей, принадлежащих к другим семьям. «Духи не ценят подношений от тех, кто не принадлежит к их роду; люди не приносят жертв тем, кто не принадлежит к их клану» («Цзо чжуань», глава «Правитель Си», 10)[106]. Конфуцию же приписывают следующую фразу: «Приносить жертвы духам не своих предков — проявление лести» («Лунь юй», 2.24).

Эта опора на семейные кланы с их предками внесла свой вклад и в то, что религиозные конфессии в Китае обычно сосуществовали друг с другом вполне мирно; по крайней мере, им не приходилось вытеснять или подавлять друг друга, чтобы выжить. Разумеется, в Китае тоже происходили восстания и кризисы, вспыхивавшие из-за несовпадения религиозных убеждений и практик. Но за всю историю там почти не было длительных внутренних войн или международных конфликтов по религиозным поводам. Китай не знал ничего такого, что было бы похоже на Крестовые походы Средневековья или неистовую межконфессиональную вражду Реформации. Вероятно, ссориться по поводу всемогущего божественного создателя гораздо проще, чем отречься от собственных предков.

Духи для правителя, духи для народа

Как известно, правителям ритуалы и культы нужны для того, чтобы легитимизировать свою власть. Сын Неба, символический посредник между миром людей и царством духов, должен был регулярно получать заверения в поддержке и одобрении со стороны высших сил, подтверждающие его статус единственного и верховного государя. Властителю Поднебесной нужно было не только почитать собственных предков, но и организовывать официальные культы, прославляющие духовные силы иного рода — сверхъестественные начала природы и космоса. Правители Чжоу поклонялись Небу (Тянь), видя в нем высшую силу, наделявшую достойных мандатом на царствование. На протяжении веков до объединения Китая в империю региональные государства чтили также местных богов, связанных с их землями. Эти территориальные доимперские божества эпохи Цинь — пять мифических государей-первопредков, известные как ди и господствовавшие над какой-нибудь стороной света (востоком, западом, севером, югом или центром), в совокупности покрывая весь мир, оставались предметами государственного поклонения и в эпоху Хань, до самого конца I в. до н. э. Каждому из них приписывался определенный цвет, с которым ассоциировалась сторона света (восток связывался с зеленым, запад — с белым, север — с черным, юг — с красным, центр — с желтым). Ханьский император У-ди учредил государственные культы новых божеств, небесного и земного: Великого единого (Тай-и) и Повелительницы земли (Хоу-ту). К концу I в. до н. э. вместо упомянутых пяти сил, изначально имевших региональные корни, на первый план вышел культ Неба — универсальной силы, которую почитали посредством ежегодных жертвоприношений, приносимых на круглом, подобном самому Небу, алтаре в пригороде столицы. Вплоть до самого краха династии Цин китайские императоры считали жертвоприношения Небу своим важнейшим долгом. Храм Неба, сохранившийся в современном Пекине, — самое значительное архитектурное напоминание о той традиции.