Китайская мысль: от Конфуция до повара Дина

Как отмечалось выше, в классическом конфуцианском ритуале и почитании предков явно присутствовало религиозное или спиритуальное измерение. Тем не менее мало кто из ранних конфуцианских философов пускался в метафизические рассуждения о том, что лежит за пределами материального мира и какие принципы могут им управлять. В следующей главе мы узнаем, как философы, особенно в эпоху Хань, пытались разобраться в устройстве природы и ее отношениях с человеческим миром, выстраивая масштабные схемы корреляций. Но, прежде чем обратиться к влиянию конфуцианской мысли на китайское восприятие естественного мира, было бы полезно кратко описать эволюцию конфуцианской мысли после Конфуция. В то время как основные идеи и ценности, сложившиеся в классический период, по-прежнему составляли ядро конфуцианской философии, их интерпретации, как и судьбы самих запечатлевших их текстов, за два с половиной тысячелетия не раз решительно менялись.

Наиболее заметная реинкарнация конфуцианской мысли состоялась в эпоху Сун (960–1279), породив течение, названное неоконфуцианством. Что нового в нем было? Неоконфуцианство — довольно рыхлый термин, принятый в западной науке и охватывающий сразу несколько течений, развившихся с XI в. и далее; им характеризуется та форма, которую учение Конфуция обрело после нескольких веков интенсивного развития буддистской и даосской мысли, процветавшей после краха династии Хань. Основатели этих течений и их интеллектуальные наследники называли свои воззрения «учением о Пути» — Дао сюэ[116].

С завершением эпохи Хань буддийская и даосская космология стала проникать как в умы образованных элит, так и в религиозную жизнь простого народа. Буддизм попал в Китай из Индии в века той политической раздробленности, которая утвердилась с падением династии Хань. Даосская спекулятивная философия и даосская религия развивались в качестве реакции на оформление идеологии и институтов буддизма. Фактически даосы вели всесторонний диалог с буддистами. Предложив комплекс оригинальных теорий, касавшихся бытия и небытия, пустоты и текучести, кармы и перерождения, а также отстаивая веру в то, что просветление — нирвана — достигается в отказе от собственного «я» и выходе за пределы этой жизни, буддизм привнес в воображение китайской классики новое метафизическое измерение. Китайскому интеллектуальному взору открылись ранее неведомые уровни рая и ада; местным духам и призракам пришлось потесниться, разделив пантеон с новыми божествами и демонами; представления о времени трансформировались, чтобы объять циклы немыслимой длины (известные как кальпы или эоны). С появлением первых монахов и монастырских общин конфуцианцам пришлось свыкаться с мыслью о том, что самосовершенствование и просветление достижимы и без семьи: приступая к монашескому служению, любой буддист должен был сперва покинуть родной дом. Во времена династии Тан поэт и сочинитель Хань Юй (768–824) написал прошение о восстановлении конфуцианства в качестве господствующей идеологии. Он осудил буддизм в знаменитом эссе, где нападал на свойственное последователям новой религии почитание реликвий — речь шла о фаланге пальца, принадлежавшего якобы самому Будде. «Я утверждаю, — писал этот автор, — что буддизм есть не более чем дикое и варварское учение».

Неоконфуцианцы подхватывали подобные нападки, возлагая на буддизм ответственность за дискредитацию конфуцианского пути к истине. Однако, занимаясь этим, они сами впитывали некоторые буддийские и даосские космологические и этические теории. Более того, в попытках найти в конфуцианском каноне ответы на вопросы, поставленные буддистами и даосами, неоконфуцианские мыслители формулировали свои позиции еще более абстрактным и сложным языком, нежели тот, на котором ранее излагались вдохновлявшие их древние труды. Их цель заключалась не только в реанимации конфуцианского мышления в качестве орудия интеллектуальных споров; помимо этого им хотелось отыскать в древних текстах такие положения, которые сделали бы конфуцианство убедительной альтернативой буддизму в наставлениях и методах саморазвития. Это означало, что конфуцианскую моральную философию надо было обогатить метафизическим измерением, превращающим ее ценности в универсальные принципы, которые присущи самой Вселенной. Кроме того, это требовало опровержения ошибочных — с конфуцианской точки зрения — буддийских и даосских представлений о том, что просветление достижимо в отстранении и даже изоляции от общества.