Китайская мысль: от Конфуция до повара Дина

Неоконфуцианцы задавались целью раскрыть непреходящее, «подлинное» значение древних текстов. Они вывели конфуцианский идеал саморазвития на новый, почти религиозный уровень. Добиваясь нравственного совершенства, обучающийся должен был посвящать себя неустанному раскрытию основополагающих и направляющих принципов, которые лежат в основе всего сущего. При этом истинные ключи к сокровищнице познания следовало искать не столько в наблюдениях за природой (хотя персональные занятия ими не исключались), сколько в словах мудрецов, то есть в древних книгах. Согласно неоконфуцианцам, лишь посвятив изучению канона всю жизнь, можно приблизиться к подлинному пониманию вещей. Такая установка заставляла многих стремящихся к знаниям объединяться под крышами школ и академий, которые, опираясь на опыт наиболее видных буддийских храмов, превращались в крупные учебные центры. Там адепты вели научные диспуты и писали комментарии о подлинном значении классических текстов. Молодежи ставили в пример образ чиновника-ученого, который, неукоснительно исполняя свои административные обязанности, находит также время для созерцательной деятельности, занимаясь поэзией, каллиграфией, искусством и литературой. При этом неоконфуцианская элита показательным образом отвернулась от человеческого тела, демонстрируя презрение к физическим навыкам и умениям, которые считались уделом низших сословий и напоминали о варварской и милитаристской культуре прошлого.

С точки зрения Чжу Си, в каждом человеке скрывался потенциальный мудрец или безупречный праведник, и поэтому в основу его философии были положены неустанная учеба, нравственная дисциплина и саморазвитие. Базовой целью считалось выявление основополагающего принципа во всех вещах, позволяющее понимать мир и эффективно действовать в нем. Вместе с тем поощряемое неоконфуцианцами стремление культивировать индивидуальную мораль за счет практических навыков критиковалось даже во времена самого Чжу Си. Какую пользу подобный подход способен принести государству и народу? Если истину и знания можно извлечь из древних книг, то зачем вообще выглядывать из окна кабинета? Поможет ли зубрежка текстов Конфуция построить мост, запрудить реку или справиться с нашествием саранчи? Ведь нет никакого смысла укомплектовывать штаты налогового управления специалистами по Шекспиру, если те не умеют считать. Пренебрежительное отношение к практике стало главным основанием нападок на конфуцианскую идеологию в последующие века, в том числе и на рубеже XIX и XX столетий, когда призывы модернизировать Китай и отринуть архаичные имперские порядки зазвучали особенно громко.

В 1911 г., после крушения империи, Китай вступил в вековую полосу социально-политических потрясений, подталкиваемых разнообразными моделями национализма и обновленчества. И националисты (Гоминьдан), и коммунисты однозначно винили традиционную китайскую культуру в вялой реакции страны на сто лет унижений со стороны Запада. Конфуцианство было объявлено схоластической забавой — идеологией, которая довела Китай до закоснелости, неспособности реагировать на вызовы времени и (вынужденной) глобализации после «опиумных войн» середины XIX в. Некоторые реформаторы, действовавшие в последние годы династии Цин, например Чжан Чжидун (1837–1909), отстаивали консервативный взгляд на процесс модернизации. «Китайское [обучение] — основное, западное — прикладное», — говорил этот чиновник. Писатель Лу Синь (1881–1936), самый известный литератор Китая того времени, выступил против феодального традиционализма, «пожиравшего китайское общество», в знаменитом рассказе «Записки сумасшедшего», который был опубликован в 1918 г. Студенты, рабочие, писатели и интеллектуалы, инициировавшие годом позже движение «Четвертого мая», заявляли, что именно конфуцианство несет ответственность за отставание от Запада и Японии. По их словам, страна нуждалась в «новой культуре», в которой не будет места для «конфуцианской лавки древностей», а пьедестал низвергнутого Конфуция займут Наука и Демократия. Парализовавшее Китай рабское преклонение перед традициями прошлого уступало амбициозным заботам о будущем. То, что еще осталось от изучения древней философии, полностью поглотили университетские аудитории. В 1930-х гг. Чан Кайши (1887–1975) и его Националистическая партия развернули «движение за новую жизнь», призванное возродить добродетели конфуцианской морали ради борьбы с коррупцией, оздоровления народной жизни и укрепления нации. Но эта инициатива не нашла отклика в массах, и движение вскоре угасло.