Китайская мысль: от Конфуция до повара Дина

Чтобы заглянуть за пределы видимых явлений и разобраться в том, что кажется загадочным и сверхъестественным, нужен мудрец, а не синоптик и не политик. В этой роли в китайской традиции часто выступает сам Конфуций. Встречаясь с необыкновенными существами или растениями, он присваивает им имена, ведь назвать нечто — значит объяснить его. Он распознает аномалии и дает людям советы, как реагировать на их появление, — так было, например, в случае с бедной семьей в царстве Сун. На протяжении трех поколений эти люди являли собой образцовое семейство, но вдруг однажды они увидели, как их черная корова, без всякой на то причины, родила белого теленка. Это добрый знак, решил Конфуций, и посоветовал принести теленка в жертву духам. Однако после этого глава семейства ослеп. Вскоре корова родила еще одного белого теленка, и снова пригласили Конфуция. Он остался при своем мнении, опять предложив принести теленка в жертву духам. Но тогда ослеп и сын. Выходит, примета все-таки была дурной, подумаете вы; но затем вам сообщают, что после этих происшествий город был осажден врагами и всех здоровых мужчин мобилизовали на его защиту. Отец и сын, благодаря слепоте, избежали призыва, а зрение вернулось к ним, как только осада была снята. То есть Конфуций все-таки был прав: не стоит слишком тревожиться из-за того, что на первый взгляд кажется странным («Ли цзи», 8).

Список предзнаменований, оповещающих о нарушении людьми установленных для них границ, был бесконечен: здесь могли быть внезапно появившиеся в саду странные деревья; растения, пускающие необычное число стеблей; дикие животные, резвящиеся в храмах предков или во дворцах; свиньи, вырывающиеся из загона и забредающие в жилые помещения; змеи, появляющиеся в столице; крысы, танцующие у ворот дворца или гнездящиеся на деревьях. Прорицатели занимались толкованием и телесных аномалий. Если у людей, скажем, пробивались рога, то это могло быть знаком неминуемой вооруженной распри, возможно восстания. Если на верхней части тела вырастали нижние конечности, то это могло свидетельствовать о намерении низших чинов свергнуть правителя. Иногда знамения влекли за собой незамедлительную реакцию. К примеру, когда Сюаньди, десятый император династии Хань (правил в 74–49 гг. до н. э.), услышал о появлении птиц-духов — пернатых особого окраса, сулящего удачу, он издал эдикт (в 63 г. до н. э.), запрещающий городским жителям забирать яйца из гнезд весной и летом или стрелять по летящим птицам («Хань шу», 8). Знамения распределялись по категориям, а для чиновников писались специальные руководства по их истолкованию.

Необычные перемещения небесных тел также имели значение. В эпоху ранней империи сложились две основные космологические теории. Одна, бытовавшая во II в. до н. э., утверждала, что небеса, имеющие форму полусферического купола или зонтика, вращаются вокруг вертикальной оси над плоской Землей. Солнце, звезды и другие небесные объекты движутся по изнаночной стороне этого зонтика (раз в день), на макушке которого находится северная Полярная звезда. Спустя примерно столетие преобладающей стала доктрина о том, что Небеса подобны яйцу, а Земля — желтку в нем. Толкование небесных знамений относилось к компетенции придворных астрономов. Способность предсказывать такие вещи, как лунные или солнечные затмения, и разъяснять форму комет или гало вокруг Солнца позволяла Сыну Неба заранее готовиться к последствиям странных явлений или минимизировать их значимость. Будучи хранителем вселенской гармонии, император должен был демонстрировать понимание небесной механики. Кроме того, ему было выгодно держать под своим контролем толкование всего происходящего в небесах — именно поэтому астрономия, подобно сегодняшним национальным метеослужбам, как правило, институционализировалась и становилась прерогативой двора.

В Китае были свои технические гении и универсальные таланты. Одним из них был Чжан Хэн (78–139), писатель, инженер и изобретатель, равно блиставший как в математике и астрономии (именно он создал армиллярную сферу[132]), так и в поэзии и каллиграфии. Чжан прославился значительным вкладом в картографию; кроме того, ему приписывают изобретение инструмента, помогающего предсказывать еще один неподвластный времени каприз природы — землетрясения. Рассказывают, что поверхность бронзового сейсмографа Чжана была украшена изображениями гор, черепах, птиц и зверей. Дрожание земли отмечалось падением бронзового шарика из пасти дракона, находящегося в верхней части сосуда, в контейнер в форме лягушки внизу; механизм запускался в действие маятником, находящимся внутри сосуда (см. илл. 7.4). Устройство Чжана в значительной степени удалось воссоздать. Но, по-видимому, наиболее интересным в нем является сам выбор пресмыкающихся и земноводных, изображенных на куполообразной крышке и на стенках сосуда. Чжан был убежден в том, что змеи и лягушки способны ощущать колебания земной поверхности и передавать ее вибрации, — считалось, что они предчувствуют надвигающееся землетрясение за несколько дней.