Китайская мысль: от Конфуция до повара Дина

В сезон, когда растения цветут, украшая себя свежими побегами и листьями, топорам и пилам следует закрыть доступ в горные леса, чтобы они не мешали вызреванию деревьев и не прерывали их жизнь до срока. В сезон, когда гигантская морская и малая пресноводная черепахи, водяная ящерица, голец и угорь откладывают яйца, нельзя пользоваться сетями и отравой, чтобы не оборвать их жизни преждевременно и не пресечь рост их потомства. Если пахать весной, полоть летом, собирать урожай осенью и заботиться о его сохранении зимой, то тогда все будет делаться вовремя, воспроизводство пяти злаков не прервется и сто родов [то есть весь народ] будут пребывать в довольстве и сытости. Если неукоснительно закрывать пруды, озера, заводи, реки и топи в установленное для этого время, то рыбы и черепах будет хватать в избытке, и сто родов будут иметь припасы. Если подрезать, рубить, растить и сажать деревья в нужное время, горные леса не истощатся, и ста родам хватит древесины в избытке («Сюнь-цзы», 9.16b)[135].

Скорее всего, некоторые из этих предначертаний воплощались на практике, поскольку в сводах законов эпох Цинь и Хань встречаются сходные ограничения, например запрет запруживать реки и потоки деревом и камнями, а также ловить рыбу на ядовитую наживку или глушить ее. Хотя главным назначением этих правил было повышение эффективности сельского хозяйства, а также охоты, рыболовства и собирательства, их также можно считать ранними примерами природоохранных законов, поскольку в этих регуляциях фиксируется намерение сохранить природные ресурсы. Еще одной их целью была защита земледелия как рода деятельности: чиновники считали, что, сталкиваясь с соблазнами природного изобилия, предлагаемого лесами и реками, люди могут забросить поля, в обработке которых нуждается государство. Иначе говоря, подспудные мотивы консервации вполне прагматичны: нужно гарантировать природное изобилие. Эксплуатацию природных богатств можно ограничить, закрыв доступ в определенные лесные и горные массивы. Скажем, «Гуань-цзы» советует запретить проход к холмам, богатым рудой: «Любой, сдвинувший знаки, отмечающие, что гора закрыта, должен быть приговорен к смерти без права на помилование. Нарушители приказа, преступившие границу левой ногой, приговариваются к отсечению левой стопы. Если они преступили границу правой ногой, то им следует отрубить правую стопу» («Гуань-цзы», 77)[136]. Еще одним приемом, позволявшим закрыть определенную территорию, было объявление ее священной или сакральной.

Для состоятельных и образованных людей природа предлагала убежище, где можно было насладиться одиночеством и предаться размышлениям. Но для большей части простонародья дебри Китая, не тронутые земледелием, не слишком напоминали царство даосских грез. Природа была неразрывно связана с казной. Она находилась в собственности власть имущих, превращаясь в ресурс, на котором наживались немногие. Она предоставляла богатство и пищу, а также, как и в Европе, выступала источником забавы для сильных мира сего. Что касается философов, то для них охота означала воспитание характера и самосовершенствование, а не добычу пропитания: «Охота и скачки, стрельба привязной стрелой и собачьи гонки — этими занятиями достойный не пренебрегает, но занимается он этим так, чтобы ежедневно нечто для себя в них черпать, а недостойный правитель занимается этим день ото дня, впадая во все большее ослепление» («Люйши чуньцю», 24/6.2). Как и в других аспектах жизни, достойный человек, взаимодействуя с природой, придерживается середины и избегает крайностей, в том числе в ловле птиц: «Если ловец пернатой дичи раскинет сети там, где нет птиц, он за весь день ничего не поймает. Если же раскинет сети там, где птиц в изобилии, то изловит целую стаю. Сети ставить нужно посередине между местами, где птиц очень много и где их совсем нет, — тогда ловля по-настоящему удастся» («Чжаньго цэ», Чжоу, 33).