Кладезь безумия

В первые мгновения ничего не происходило, но это мне только так казалось. Потому что из стороны, в которой находился фонтан, отделилась фигура и подошла ко мне. Это был Ярива, и в руке он держал тот самый кубок, из которого я не отпил чуть было ранее.

– А он согласен? – спросил кто-то из зала. Я оглянулся. Это был Никола Тесла.

– Он согласен, – кивнул Салоникус. – Я спрашивал. Но все должно быть безукоризненно.

С этими словами он повернулся ко мне, посмотрел прямо в глаза и спросил:

– Ученик мой, веришь ли ты в меня?

Я не колебался ни секунды.

– Да, Великий Мастер Салоникус, – по выражению его лица я понял, что поступил верно, назвав его именно так, – я верю в тебя и целиком полагаюсь на тебя. И прошу распоряжаться моей жизнью и судьбою в целях успеха Великого Проекта.

Одобрительный ропот прошелся по залу. Даже не ропот – гул. Свою речь я произнес на одном дыхании. До этого момента я и представления не имел, что это за Великий Проект такой. Однако эти слова легко соскочили с моих губ, отдав взамен частицу понимания. Великий Проект – это то, ради чего мы здесь собрались. И этот Великий Проект в большой опасности. Я таки не совсем дурак.

– Хорошо, мой ученик, – сказал Салоникус, – тогда испей из этой чаши.

И протянул мне кубок. Прямо перед моим лицом оказались шахматы с циркулем и мастерком. Мне почему-то именно сейчас пришло в голову, что лифт, везущий со стройки на Глыбочицкой до станции «Львивська Брама» – не такая уж и хитроумная штука для сотворившего Вселенную.

– Пей же, – напомнил Великий Мастер, – тебе знаком этот вкус, и все же ты испытаешь его впервые.

И под аккомпанемент этих слов я прислонил краешек кубка к своим устам.

…Жизнь! Жизнь обдала мне горло и заструилась далее вглубь меня. Восхищение упоением и упоение восхищением – вот что скрывалось в этом чудесном фонтане. Эта влага щекотала нёбо и распирала просто-таки в сторону. Хотелось даже не просто закричать, а по-поросячьи завизжать от удовольствия – этот напиток вдохновлял, окрылял, прочищал мозги до полного уединения с собой и единения со всей Вселенной. Я вспомнил, когда я искал разгадки на платформе недостроенной станции метро. Тогда я включил «Энигму», тогда это была песня «Притяжение любви». Сейчас бы подошла другая композиция – «Return to innocence», что означает «Возвращение в невинность». Да, это было так. Я не чувствовал себя так, будто заново родился. Так и было на самом деле – я родился заново.

– С рождением, Художник, – поднял руку вверх Салоникус.

– С рождением, Художник, – откликнулся хором зал.

– А теперь, мои дорогие братья, – сказал Главный Архитектор, – мне бы хотелось прогуляться с новорожденным по Саду. Не хочу никого зря обнадеживать – разговор по возвращению будет серьезный. И это будет последний разговор перед действиями.

С этими словами он взял меня за руку и повел в сторону фонтана – туда же, откуда мы недавно пришли.

… Мы никуда не торопились. В этой прогулке дирижировал мой спутник, и я ни капли не возражал. Не думаю, что кто-то иной поступил бы на моем месте иначе. Хотя на секунду шальная мысль и возникла – единственный, кто осмелился оспорить первенство Архитектора, сейчас пожинает плоды славы по всей планете. Я мог бы стать вторым. Причем прямо здесь. Затем я забрал бы Анжелу, признал бы величие и первенство Садовника и стал бы его правой рукой. Мне оставалось только сделать выбор – поступать так или нет.

– Выбор, – прошептал я, – его любимое искушение.

Салоникус услышал.

– Именно так, ученик. Но сначала ты должен узнать про Триумвират.

– Я готов, – ответил я.

– Хорошо. Ты видел наши символы. Циркуль, мастерок и шахматная доска. Я объясню тебе, что они означают. Циркуль – это мой символ. Когда я создавал Храм, известный сейчас более под именем Земля, я чертил и просчитывал. Я настраивал баланс воды и суши. Я задавал алгоритмы изменений и эволюций, возводил стены-горы и колонны-деревья. И все это для того, чтобы вырастить разум.

– Разум, – повторил я.

– Разум, именно разум, понимаешь? Это то, что было только у меня, а я не мог хранить в себе и не поделиться. В этом вся суть человека как явления. Нельзя хранить в себе и не поделиться. Будь-то любовь, знания, открытия или талант.

Я вдруг поежился, и вовсе не от холода. Здесь не было холода. Здесь было Знание, которое мы искали множество столетий. Кто такой человек? Откуда он, для чего он? И вот я получил ответ, причем из единственного источника, который мог претендовать на правоту.

– Но когда я спроектировал этот Сад своей собственной славы, оказалось, что в жизнь воплотить мне одному не по силам, – продолжал Салоникус. – Мое дело циркуль, мое дело чертить. Само слово «чертить» тебе ничего не напоминает, ученик? Ага, вижу, что напоминает. И не напрасно – моим другом, напарником и соавтором был Садовник. Он первый постиг таинство разума. Он изначально был со мной, и тем больнее было его предательство.

Великий Мастер замолчал и присел за ближайший столик. Там уже стоял кувшин с морским вином, и он стал легкой добычей моего спутника.