Кладезь безумия

– В последнее время граф Ночь, подобно Садовнику, разочаровался в людях, – проговорил Салоникус после продолжительной паузы. – Человечество не раз погибало – например, про Ноя и Атлантиду ты точно слышал. Но каждый раз я кого-то спасал и мир начинал жить снова.

– А теперь…– начал я.

– А теперь граф Ночь не на моей стороне, – вздохнул Великий. – Более того, он, по просьбе Садовника, расписал сценарий конца света. Точнее, конца времени. Они намерены осушить океан людей, и дата этого события уже известна, и она близка.

Я вспомнил часы из маленькой синей коробочки. 9:12. Или 21:12. А еще 12 секунд.

– Мы предпринимали немало попыток, мы тяжело и усердно пахали, но для того, чтобы картина была завершена, нужен Художник. Собственно говоря, я не буду скрывать, хотя я и раньше неоднократно на это намекал. Ты – наша последняя и единственная надежда.

– Но я не нарисовал ни одной картины, Салоникус, – закричал я. – Ни одной в своей жизни! Что, если у меня не выйдет сделать то, что надо? Что тогда, а? Что?!

К столику подошел Ярива, и я не слышал его шагов. Но он-то мой крик слышал наверняка, однако виду не подал. Он пришел по другому делу.

– Я рискну прервать вашу беседу, о Великий Мастер, – сказал «бармен». – наши гости готовы ждать, сколько нужно. Но стоит ли им это делать?

– Ты прав, Ярива, – ответил Салоникус и поднялся со столика. – Пойдем, Евгений. Нас ждут великие дела.

…Мы шли по саду, и меня душили слезы. Я ничего не смог с этим делать. Салоникус и Ярива то ли случайно, то ли умышленно шли чуть впереди меня и не оглядывались. А я шел с низко опущенной головой, и все прелести и награды лучшего Сада во Вселенной не приносили мне ни малейшей радости. Даже если меня допустят к той работе, какую я должен сделать. Даже если я смогу ее завершить и тем самым спасти мир, даже если эта миссия возложена почему-то на меня, то все это должно быть отдано Садовнику в обмен на Анжелу. Или же я мог не делать этого, сохранив планету, но потеряв Анжелу. Я понимал, что я буду должен сделать выбор, и осознавал, кому я обязан такой милостью. Глупо, глупо и бессмысленно проклинать того, кто сам и есть воплощение всего Вселенского проклятия. Но я все же проклинал, и был при этом искренен. Тот, кто шел впереди меня, возможно, и не одобрил бы такого поведения. Но мне предстояло сделать банальную работу голливудских актеров – просто в перерыве между перекурами и чашечкой кофе спасти мир. И я не настроен был на высокоморальные принципы. Вот это-то и пугало меня больше всего в преддверии Выбора всей моей жизни.

36

«На манеже все те же», – подумалось мне, как только наша троица вошла в Зал. Архитекторы, казалось, никуда и не уходили. Впрочем, вполне возможно, что так оно и было. На секунду мне стал крайне любопытен вопрос: «Вот они все тут – они живые или нет?». И тут же мне попался на глаза Рене Декарт. Это ведь он когда-то сказал «Я мыслю – следовательно, я существую»? Старина Рене явно мыслил, как и все остальные тут, а потому в их существовании сомневаться не приходилось.

Но изменения произошли. Прямо перед кафедрой, на шахматном полу стоял большой хрустальный шар. При ближайшем рассмотрении я решил, что большой – не совсем подходящее слово. Скорее, огромный – стоял себе и переливался. Для чего его сюда принесли – сие мне было неведомо.

Тяжелее всего было выносить взгляды. И ведь это была не базарная толпа зевак, наблюдавших за танцем Салоникуса недалеко от Контрактовой площади. Это были Архитекторы, чтобы это на самом деле ни значило. Это люди, творившие историю Земли. И кто был я по сравнению с ними? Просто жалкий, ничтожный червяк…

Жалкий, ничтожный червяк, – передразнила меня Мерзкая Тварь, которая все меньше и меньше казалась мне мерзкой. – Они собрались здесь, чтобы приветствовать двоих. Один из них – Великий Мастер, построивший Вселенную. Кто второй, догадайся сам.

Мой внутренний голос возымел действие – я поднял голову выше и уже спокойно оглядывал присутствующих. И как только оковы смущения были разрушены, я заметил то, чего не замечал раньше. Эти великие лица смотрели на меня с надеждой. Их глаза были исполнены не высокомерием по отношению к новичку, и вовсе не чувством собственного превосходства. Некоторые, такие как Эйнштейн и Тесла, качали головой – похоже, они не были уверены насчет моей способности решить их проблему. Однако Булгаков кивнул, Пикассо подмигнул, а Пушкин улыбнулся, когда мой взгляд пересекался с их взглядами. Они верили в меня, и вера этих людей меня вдохновляла и окрыляла.

– Все ли на месте? – вопросил Салоникус, взошедший на кафедру.

– Двоих нет, – ответил Ярива, стоящий рядом с хрустальным шаром.

Салоникус кивнул. Я обвел взглядом присутствующих. А ведь той усатой парочки действительно не было. Но я не стал задумываться, куда они могли подеваться. Все равно ответа мне не найти.