Кладезь безумия

И на меня нахлынуло осознание того, что это навечно, и я закричал в диком ужасе. Я не успел нарисовать Картину Времени! Не успел, не успел, я не оправдал надежды Архитекторов и одним махом угробил шесть миллиардов людей! И если бы просто угробил! Каждый теперь висел так – без пространства и без времени, и без малейшей надежды на изменение, на улучшение. И виноват во всем этом я, я, я!!! Я не просто лишил людей времени. Я лишил их надежды.

И я зарыдал, крича, и закричал, рыдая. Отверженный и лишенный в вечной темноте, я не имел больше шансов. Толку с моего таланта, толку с моего гения, когда моего мира больше нет? Вот такую цену я заплатил за то, что заигрывал с графом Ночь. Кладезь безумия всегда была рядом со мной – достаточно было протянуть руку и делать то, для чего ты был создан. Но я игрался в «поработай на дядю», я игрался в «забухай с другом», я игрался в «пофиг все на этот уик-энд». Проще говоря, я впал в безмолвие. И граф Ночь наградил меня безмолвием вечным. Эгоист, о чем я думаю? Меня… всех родных, близких и знакомых. Нет больше ничего! Нет мира! Нет Вселенной! Зато есть я, и могу орать вечно. И я орал, я выл и скулил.

– Эй, парень, ты чего? Ты псих, что ли, студент?! – чья-то рука трясла меня за плечо. Я вскочил с постели и захлопал глазами. Я готов был обнять и расцеловать этого Валерьича, Сергеича, их жен, детей, и весь мир в придачу. Ведь это был сон! Просто сон! И пусть он был вечным, у меня все же было время! О, эти сладкие слова – у меня есть время!

– Валерьич, я тебя обожаю, – завопил я. – Который сейчас час?

– Пора пахать, полпятого уже, – взмахнул руками строитель. – А ты, студент, точно псих. Про конец света какой-то вопил. Вот что образование с людьми-то делает.

Я вскочил, схватил на столе бутылку с водой и выбежал с ней на улицу. Возле вагончика стояло четверо рабочих, и все они тут же повернулись в мою сторону. Я отвинтил у пластиковой бутылки пробку и вылил всю воду себе на голову.

Рабочие больше не затягивались сигаретами. Они просто пялились на меня во все глаза, и молчали.

– Hey, hey, – заорал я на всю стройку. – I saved the world today. Ну это типа «Владимирский централ», только с хэппи-эндом. Ааах, эээх!

И я повернулся вокруг своей оси. Рабочие начали переглядываться между собой. Я помахал им рукой и направился к выходу из стройки. Вряд ли я больше увижу этих парней, но они мне определенно нравились. Они были живыми, они знали, сколько время и понимали, что это вообще такое.

…Я шел по утреннему городу не спеша – потому что спешить мне было некуда. Мне предстояла встреча с Садовником в 12 часов, в парке Пушкина, как и договаривались. И мне предстояло сделать выбор. Спасти мир и погубить Анжелу? Или же спасти Анжелу и погубить мир?

39

До назначенного рандеву оставалось еще более четырех часов, и Солнце уже светило, одаривая светом и добрых людей, и злых, и не людей даже вовсе. Я сидел в парке КПИ, почти напротив парка Пушкина, где мне и предстояла встреча с Садовником. Парк Пушкина… вот ведь ситуация. Я ведь прошлой ночью разговаривал с Александром Сергеевичем, и он мне посвятил стих. Но рассказывать кому-либо об этом я не собирался. Иначе мое безумие могли бы воспринять слишком буквально.

Ждать пришлось долго, и в голову лезли всевозможные мысли. Например, а что если все это было не более чем глюк, а я всего-навсего чокнутый на всю голову, съехавший с катушек из-за отсутствия сна? Такой ведь вариант тоже нельзя исключать. Вот, например, сидит себе в палате Наполеон, с него смеются, лечат его, а он действительно осознает себя Наполеоном и видит вокруг Францию и солдат 19-го века. Может, и я такой же? Шизофрения, мания величия. Да еще какая мания величия – избранный Высшими Силами для спасения мира. Дьявола на хрен послал… пожалуй, какой-нибудь психиатришко мог бы на моем примере неплохую диссертацию защитить.

Спасибо, что дождя хоть нет. Возможно, его просто нет. А возможно, мне кое-кто в этом помогает.

Но самое главное в моих мыслях было не это. Выбор, вот что это было. Правда, присутствовало одно обстоятельство. Я должен был сказать Садовнику, что происходило на Заседании Архитекторов, а он за это освободит Анжелу. Но что я ему скажу? Что его план известен, и чтобы его разрушить, нужен единственный человек, то есть я. Что же тогда помешает ему меня уничтожить? А через шесть с половиной лет остановится время. И не станет тогда не только Анжелы, но и целого мира.

Целого мира… не станет Анжелы… я ухватился за эту мысль. Похоже, Садовник не такой уж и блестящий стратег. Спасение Анжелы вопроса не решает. То есть, для меня-то, конечно, более чем решает – ведь я ее люблю. Но если это спасение условно, то тогда, может быть… а что, если…

Вот такого рода мысли меня одолевали. Еще я думал о том, где мне рисовать эту картину, если я все-таки примусь за ее создание? Я пересчитал свои сбережения. Тысяча четыреста двадцать семь гривен с копейками. Не густо, но на съемную квартиру и питание на несколько дней должно хватить. А там что-нибудь придумаем.