Кладезь безумия

Время тянулось медленно, и я сначала подумал, что неплохо бы его как-нибудь убить. Но сначала я вспомнил слова Валерьича о том, что не мы убиваем время, а время убивает нас. А потом мне открылась суть нашего отношения к минутам и часам. Время провести? Время потратить? Время убить? Мы ведь сами только и делаем, что придумываем – чего бы такого этакого сотворить со временем. О, люди – бойтесь своих желаний. Они имеют свойство исполняться.

Но рано или поздно желаемое наступает. Часы показали десять, затем одиннадцать, и вот, наконец, большая стрелка лишь на 14 минут отставала от маленькой, готовившейся покорить число 12 на самой вершине циферблата. Я поднялся со скамейки и побрел к подземному переходу. Ночь тому назад я был не только под землей, но и под водой. Что мне теперь подземный переход?

… Прежде, чем войти в парк, я подошел к памятнику Пушкина. Он стоял и смотрел в никуда, железный и безмолвный поэт. А может, и вовсе не в никуда. Может, он четко знал, куда смотрел, и то, что он видел, его вполне устраивало.

– Саша, ты веришь в меня? – спросил я, и ответа не получил. – Не говори ничего, даже не потому, что ты не можешь. Просто если ты со мной, то это навсегда. Я буду творить невообразимые вещи, ты будешь готов от стыда сквозь землю провалиться за меня. Ты будешь меня ненавидеть, и будешь меня презирать. Ты можешь делать все, что хочешь, но одно ты не должен делать никогда. Не переставай верить в меня. Потому что и я в тебя верю.

И с этими словами я покинул Поэта и вошел в парк.

… Выбрал я для себя ту самую скамеечку, на которой и состоялось наше первое и последнее пока рандеву. Время подошло вплотную к двенадцати, но Садовник что-то не спешил появляться. Вот дьявол, но он, кажись, опаздывает. Неужели опять придумал какой-то дурацкий фокус – вместо того, чтобы просто взять и прийти?

Так и есть. Парочка, чинно прошагавшая мимо меня минуту назад, внезапно развернулась и направилась к моей скамейке. «Кавалера» я узнал сразу, хотя давно жалел, что мне приходится с ним встречаться. А вот дама…

– Анжела, – крикнул я, вскочил со своего места и бросился навстречу к ней. Моя любимая тут же очутилась в моих объятьях.

– Женя, – Анжела прижалась к моей щеке и тихонько шепнула: «Не говори ему ничего».

– Можно было бы и мне внимания немного уделить, – раздался позади меня обиженный голос.

Я выпустил Анжелу из объятий и развернулся.

– Явился, не запылился, – поприветствовал своего «друга» я.

– Чтобы я появился, достаточно меня просто позвать, – ответил Садовник и склонил голову в легком поклоне. – А вообще, меня и звать-то не надо. Я сам почувствую, когда ты будешь готов. Это нашего общего друга не дозовешься, особенно, когда он нужен. А я легок на помине, и путь ко мне всегда короче, чем к нему. Я прост и понятен, сам видишь.

Я видел. Он стоял передо мной и за насмешливыми церемонными речами скрывал жажду ознакомиться – с тем, с чем я сегодня к нему пришел.

– Ты уже наверняка знаешь о нашей с графом идее, – невинным тоном предположил Садовник. Тонкий подход, ведь я был уверен, что мой последний сон – это его рук дело.

– Да так, наслышан, – ответил я.

– А ты ведь и не такой вовсе, каким был впервые, – насторожился мой собеседник. – Чувствуешь свою важную миссию, да? Или, может быть, дело в том, что тогда ты впервые встречался с тем самым Сатаной, а сейчас перед тобой всего лишь Садовник. Отверженный, так ты меня назвал тогда, да?

– Да, именно так, – не стал отрицать я. – Однако с тех пор я успел поменять мнение.

Глаза Анжелы (она стояла позади графа) округлились, и моя любимая замотала головой. Садовник тоже, можно сказать, удивился.

– Ба, – воскликнул он. – А ты не совсем потерян для общества. Ну-ка, расскажи своему старому приятелю, что там у тебя произошло.

– Да ничего особенного, – ответил я. – Целый цирк организовали только ради того, чтобы я нарисовал картину.

– Картину? – переспросил мой собеседник.

– Картину, – подтвердил я. – Его портрет. Вместо того чтобы спасать людей, этот клоун захотел себе собственный портрет. Мол, все передохнут, и некому больше будет его рисовать, так типа на прощание его намалевать надо.

– Так а ты что? – спросил Садовник с прищуренным глазом.

– Ну и вопросы у тебя, – зарычал я. – А ты как бы ответил? Начал бы протестовать? Я сказал этому цирку, что возьмусь за дело. Только благодаря этому я и покинул то сборище невредимым.

– Это все хорошо, – кивнул Садовник. – А что они решили насчет конца времени?

– Говорю тебе – ничего не решили. Смирились с неизбежным и хотят напоследок шикануть на полную катушку.

– Это так похоже на него, – вздохнул Садовник, – и так непохоже на тебя. Врать. Ай, как нехорошо.

И мой собеседник стал расти. Просто увеличиваться на глазах. К моему ужасу, никто этого и не думал замечать. А ведь все происходило посреди бела дня! Вскоре я уже не видел его лицо, но наслаждался этим недолго – оно вдруг нависло надо мной откуда-то с небес.

– А может, я тебя просто сейчас возьму и раздавлю? – проревел голос. – За вранье. Я – отец лжи, и ты смеешь мне лгать?