Кланы в постсоветской Центральной Азии

Представительство, особенно в условиях Центральной Азии, не имеющее никакого отношения к народовластию, способствует всякого рода технологиям, приватизации власти клановыми сообществами. Например, в Таджикистане активно продвигается кампания «Преемник». Нынешний мэр Душанбе и сын президента Рустам Эмомали выдвинул свою кандидатуру на выборах осенью 2020 г. В случае, если младший Эмомали станет главой государства, Рахмон, безусловно, обеспечит себе звание лидера нации «пешвои мил-лат» и практически неограниченные возможности в управлении страной. «Транзитные процессы всегда потенциально содержат в себе вероятность разбалансирования политической системы и непредсказуемость в поведении отдельных групп политической элиты. Особенно это характерно для персонифицированных режимов, каковым является и действующий таджикистанский. Показателем институционной стабильности политической системы любого государства является способность политической элиты к консолидации, к так называемому внутриэлитному консенсусу», – пишет киргизский эксперт А. А. Князев. – В формальной электоральной ситуации преемнику Эмомали Рахмона альтернативы, конечно, не будет. Что не исключает латентных устремлений лишенных участия во власти кланов к переделу сфер влияния в Таджикистане. А поскольку кланы в Таджикистане имеют еще и ярко выраженный региональный характер, будущему президенту – в случае, если все же смена персоналий произойдет, необходим поиск взаимопонимания со значительной частью элит. Причем не только региональных, но и с правящей группой, где внутренняя консолидация далеко не идеальна и недовольство сдерживается только фигурой самого Рахмона»[257].

Несколько сглаживали накал нарастающего общественного протестного движения, но не содержали идеи, способной, по крайней мере, наладить диалог с обществом, меры, предпринимаемые президентом Казахстана Касым-Жомарт Токаевым, до событий 2022 г.

После прошедших в конце 2019 г. протестных акций в стране был создан Национальный совет общественного доверия, который в том числе рассматривал вопрос о проведение мирных митингов и собраний. Основной принцип, выдвинутый властью, – «митинговать можно везде, но не вблизи от особо охраняемых объектов: правительственных зданий, военных учреждений и т. д. Во всех других случаях граждане самостоятельно выбирают время и место», – пишет казахстанский политолог Марат Шибумов[258]. Малоэффективны технологии публичных заявлений власти с точки зрения обеспечения социальной стабильности. Так, по случаю годовщины мартовской 2005 г. «тюльпановой революции», президент Киргизии Сооронбай Жээнбеков выступил с заявлением, в котором, в частности, коснулся семейно-клановых отношений: «24 марта 2005 года – одна из самых ярких страниц истории борьбы кыргызского народа против семейно-кланового правления, против коррупции, за построение свободного государства и справедливого общества.

Мартовские события показали несгибаемую волю и твердую решимость нашего народа за независимость и достойную жизнь. Доказали, что именно народ является единственным источником власти и не допустит беззакония.

К сожалению, мартовская революция не достигла своей цели. Не сбылась светлая мечта народа об установлении честной и справедливой власти.

И власть, и общество должны извлечь серьезный урок из ак-сыйских событий, мартовской и апрельской народных революций. Мы никогда не допустим семейно-кланового правления!»

Все комментарии на обращение президента, за исключением единичных, в социальных сетях имели негативное содержание. Количество положительных и негативных оценок находилось в пропорции, соответственно 1: 99. Для иллюстрации приведем лишь один из отзывов: «Тут даже не нужен волшебный акаевский бинокль. Грустно все, ведь когда он говорит, все понимают и знают, что это не так. Очень напоминает последние советские времена, когда все знали, что им говорят неправду, но молчали»[259].