Клара и Солнце

Хотя день был дождливый, Солнечные фигуры слабо, но проникали в спальню. Перед тем прошла череда довольно непринужденных получасовых встреч, и в тот день настроение тоже было вполне благодушное. Потом, через двадцать минут после его прихода – они опять играли в пузыри, – Джози подала голос с кровати:

– Что там у тебя такое? До сих пор не дописал?

– Я еще думаю.

– Рикки, идея в том, чтобы ты не думал. Чтобы писал первое, что приходит в голову.

– Согласен. Но над этим листом мне надо помозговать.

– Почему? Что в нем такого особенного? Поторопись. Я уже заканчиваю следующий.

В оконном стекле я видела Рика на его обычном месте на полу, колени подтянуты, чтобы на них мог лежать рисунок, обе руки опущены по бокам. Он уставился на лист бумаги перед ним с озадаченным лицом. Спустя какое-то время, не переставая рисовать, Джози сказала:

– Ты знаешь, я давно хотела спросить. Почему твоя мама больше не водит машину? Ведь она все еще у вас, правда?

– С тех пор как последний раз заводили мотор, прошли годы. Но стоять стоит в гараже. Может быть, когда получу права, проверю, на что она годится.

– Твоя мама боится несчастных случаев?

– Джози, мы уже это обсуждали.

– Да, но я не помню. Ей стало страшно водить?

– Да, вроде того.

– Моя мама – обратный случай. Ездит намного быстрей, чем следовало бы. – Рик никак на это не отозвался, и Джози спросила: – Рикки, ну когда же ты наконец напишешь?

– Сейчас, сейчас. Дай мне еще минуту.

– Не водит – это одно. Но почему твоя мама не хочет иметь друзей?

– У нее есть друзья. Эта миссис Риверс постоянно к ней приходит. И с твоей мамой она дружит ведь.

– Я не об этом. Два-три индивидуальных друга – они у каждого могут быть. Но твоя мама, она живет не общественно. У моей мамы тоже друзей не так много. Но она живет общественно.

– Общественно? Странновато звучит. Что это значит?

– Это значит, входишь в магазин или садишься в такси, и к тебе относятся серьезно. Хорошо с тобой обращаются. Жить общественно. Ведь это важно, согласись. Общество.

– Слушай, Джози, ты же знаешь, моя мама не всегда в полном порядке. Не то чтобы она решение такое приняла.

– Но кое-какие решения она принимает, правда? Например, она приняла одно решение насчет тебя. Тогда.

– Не понимаю, зачем нам это обсуждать.

– Знаешь, Рикки, что я думаю? Останови меня, если это несправедливо. Я думаю, твоя мама потому отказалась, потому оставила тебя так, что хотела держать тебя при себе. А сейчас поздно уже.

– Не могу понять, зачем нам это обсуждать. И какая вообще разница? Кому оно нужно, твое общество? Все это не должно ничему мешать.

– Мешает, Рикки, и еще как. Нашему плану, например, мешает.

– Слушай, я делаю все, что могу…

– Нет, Рикки, ты не все делаешь, что можешь. Ты много говоришь про наш план, но делаешь-то ты что ради него? С каждым днем мы становимся старше, возникает одно, другое, третье. Я прилагаю все усилия, но не ты, Рик.

– Что я, по-твоему, должен делать и не делаю? Чаще должен ходить на эту твою социализацию?

– По крайней мере, ты мог бы больше стараться. Как мы говорили. Усердней заниматься. С прицелом на Атлас Брукингс.

– Что толку рассуждать про Атлас Брукингс? У меня нет ни малейшего шанса.

– У тебя, безусловно, он есть, Рикки. Ты же умный. Даже моя мама говорит, что у тебя есть шанс.

– Теоретический. Атлас Брукингс может сколько угодно этим хвастаться, но они берут меньше двух процентов. Всего-навсего. Прием нефорсированных у них в пределах двух процентов.

– Но ты же умней всех других нефорсированных, которые пытаются поступить. Так почему не хочешь попробовать? Я тебе скажу почему. Потому что твоя мама желает, чтобы ты вечно был при ней. Она не хочет, чтобы ты от нее оторвался и стал нормальным взрослым. Так, у тебя что, до сих пор не готово? Я уже новый нарисовала.

Рик молчал, глядя на картинку. Джози вопреки тому, о чем объявила, продолжала что-то дорисовывать.

– Так или иначе, – сказала она, – как это, по-твоему, должно работать? В смысле, наш план. Как он будет работать, если я живу общественно, а ты нет? Моя мама слишком быстро ездит. Но по крайней мере у нее есть храбрость. С моей сестрой Сал все пошло не так, но даже после этого она нашла в себе храбрость и повторила это со мной. Тут храбрость нужна, правда же?

Рик внезапно наклонился вперед и принялся писать на листе. Он часто, когда писал, подкладывал журнал, но сейчас, я видела, бумага лежала у него на бедре и начала мяться. Но он продолжал быстро писать, а кончив, уронил острый карандаш на пол и встал. Лист он не подал Джози, а кинул в сторону кровати, так что он упал на одеяло. Затем Рик двинулся к выходу, переступая назад, и все время он смотрел на Джози большими глазами, где были и злость, и страх.

Джози, удивленная, повернулась к нему. Потом положила свой острый карандаш и потянулась к листу. Долго смотрела на него ничего не выражающими глазами, а Рик глядел на нее от двери.

– Поверить не могу, что ты это написал, – сказала она наконец. – Почему?