Клара и Солнце

Я повернулась на Диване С Пуговками, придя к выводу, что напряжение достигло уровня, при котором полное уединение уже нельзя считать оправданным. Вероятно, Рик забыл о моем присутствии, и мое движение, кажется, застало его врасплох. На секунду его взгляд, все еще полный страха и злости, метнулся ко мне, а затем, не сказав ни слова, он вышел из комнаты. Нам слышны были его шаги по лестнице.

Когда хлопнула входная дверь, Джози зевнула, сбросила все с кровати и перевернулась на живот, как будто это посещение закончилось как обычно.

– Так устаешь от него иногда, – сказала она в подушку.

Я сошла с Дивана С Пуговками и начала прибираться. Глаза Джози оставались закрытыми, и она ничего больше не говорила, но я знала, что она не спит. Прибираясь, я, естественно, взглянула на лист, из-за которого возникло напряжение.

Как я и ожидала, на нем были изображены Джози и Рик. Неточностей хватало, но сходство было достаточным, чтобы сомнений не возникало. Нарисованная Джози и Нарисованный Рик парили в небе; деревья, дороги и дома далеко внизу были уменьшены до миниатюрных размеров. За двумя фигурами подростков, в другой части неба, семерка птиц летела клином. Нарисованная Джози держала в поднятых руках намного более крупную птицу, протягивая ее Нарисованному Рику как особый дар. Нарисованная Джози улыбалась широкой улыбкой, а лицо Нарисованного Рика было изумленно-радостным.

Пузыря для Нарисованного Рика на рисунке не было – только для мыслей Нарисованной Джози, и внутри его Рик написал:

«Я бы хотела выходить из дома, гулять, бегать, кататься на скейтборде и плавать в озерах. Но я не могу, потому что у моей мамы есть ее Храбрость. Так что вместо этого я лежу в постели и болею. Я рада этому. Действительно рада».

Я вложила рисунок в стопку, которую собирала в руках, так, чтобы он был подальше от верха. Джози молчала и не шевелилась, глаз не открывала, но мне понятно было, что она не спит. До Морганс-Фолс я, наверное, заговорила бы с ней в такую минуту, и Джози отозвалась бы искренне. Но сейчас между нами все было не вполне так, как раньше, и я решила промолчать. Я пошла к туалетному столику, наклонилась и положила новую стопку под него, к предыдущим.

* * *

Рик не пришел ни на следующий день, ни через день. Когда Помощница Мелания спросила: «Где парень делся? Больной?» – Джози пожала плечами и ничего не ответила.

Дни шли дальше, Рик так и не появлялся, и Джози сделалась тихая, ее сигналы стали не подпускающими. Она не перестала рисовать в постели, но без Рика и игры в пузыри ее энтузиазма хватало ненадолго, и часто она бросала незаконченные рисунки на пол, вытягивалась на кровати и принималась смотреть в потолок.

Как-то раз днем, когда она так лежала, я сказала ей:

– Если хочешь, Джози, мы могли бы с тобой поиграть в пузыри. Если Джози будет рисовать, я бы постаралась придумать подходящие слова.

Она продолжала смотреть в пустой воздух. Потом повернулась и сказала:

– Знаешь, нет. Ничего не выйдет. Я не против, когда ты тут слушаешь. Но вместо Рика ты играть не можешь. Ну просто никак.

– Понимаю. Прошу прощения. Напрасно я предложила…

– Да. Напрасно.

День проходил за днем без посещений Рика, и Джози впала в сонное состояние, меня беспокоило, что она опять слабеет. Мне подумалось, что сейчас самое подходящее время, чтобы Солнце оказало ей Свою особую помощь, и всякий раз, когда Его фигура в спальне внезапно менялась или когда Оно вспыхивало в небе, прорвав пелену туч, я смотрела во все глаза. Но хотя Оно продолжало неизменно посылать Свое обычное питание, особая помощь не приходила.

* * *

Однажды утром я вернулась в спальню, отнеся вниз ее поднос с остатками завтрака, и увидела, что она сидит, прислонясь к подушкам, и усердно рисует – вдруг возникло что-то похожее на ее прежний энтузиазм. Выражение лица было серьезное, какого я у нее раньше во время рисования не замечала, и, когда я с ней заговорила, она не ответила. В какой-то момент, когда я, прибираясь в комнате, приблизилась к кровати, она изменила позу так, чтобы я не бросила взгляд даже на часть листа.

Потом она вырвала лист, смяла его в плотный комок и засунула внутрь пододеяльника между собой и стеной. После этого начала новый рисунок, глаза – большие и напряженные. Я сидела на Диване С Пуговками, на этот раз лицом к ней, чтобы она знала, что я готова разговаривать, как только ей захочется.

Она рисовала почти час, а потом, положив острый карандаш, некоторое время рассматривала лист.

– Клара! Видишь там, внизу, левый нижний ящик? Достань мне, пожалуйста, оттуда конверт. Там есть большие, пухлые такие.

Присев перед ящиком, я увидела, что Джози опять взяла свой острый карандаш, и по движению карандаша я поняла, что она теперь не рисует, а пишет. Затем она сложила рисунок вдвое, проложив половинки чистой бумагой, чтобы не смазывалось, взяла у меня конверт с мягкой прослойкой и аккуратно поместила туда сложенный лист. Отлепив узкую бумажную полоску, заклеила конверт, сжала пальцами край и провела ими вдоль него для верности.