Хотя критика такого рода выдвигается довольно часто, она представляет в искаженном виде использование эволюционных принципов классическим либерализмом и их нормативное значение при выработке государственной политики. Первое, что следует здесь подчеркнуть – что претензии классического либерализма на самом деле очень скромны. Считается, что в сложной среде, где пределы человеческого познания крайне ограниченны, процессы, способствующие варьированию и конкурентному отбору, увеличивают шансы на то, что будут открыты новые решения человеческих проблем, по сравнению с институтами, сокращающими возможности «ухода» для производителей и потребителей. Этот аргумент не подразумевает, что процессы конкуренции всегда приводят к наиболее эффективным или наиболее желательным результатам. Можно соглашаться с тем, что рынки обременены теми проявлениями «неэффективности», которые заботят экономистов неоклассического направления, и при этом утверждать, что эти процессы могут быть лучше приспособлены к тому, чтобы находить способы исправления собственных дефектов, чем альтернативы, сокращающие пространство для конкурентного экспериментирования. Последнее включает не только конкуренцию в предложении различных благ и услуг, но и конкуренцию между подходами к решению проблем, связанных с отношениями «принципал-агент», асимметрией информации, отрицательным отбором и другими «провалами рынка». Рынок «терпит провалы» потому, что его участники не обладают всеведением, но предполагать, что плановики и политики способны преодолеть эти же самые ограничения без помощи аналогичного процесса открытия путем проб и ошибок, значит наделять их способностью к «божественному видению».
Классический либерализм не только не подразумевает некритического одобрения статус-кво, но и обращается к эволюционным принципам как к ключевой точке обзора, с которой может быть поставлена под вопрос робастность существующих институтов и практик. Как отмечает Хайек (Hayek, 1988: 25; Хайек, 1992: 46), эволюционные процессы в мире человека не являются «естественными» и имеют не дарвиновскую форму, а имитируют ламаркизм. В то время как дарвиновский процесс исключает наследование приобретенных признаков, социально-экономическая конкуренция зависит от распространения практик, которые не являются врожденными, а могут быть усвоены от бесчисленного множества социальных акторов. Именно по этой причине в отсутствие ограничений на конкуренцию социально-экономическая эволюция происходит с гораздо более высокой скоростью, чем естественная или биологическая эволюция.
С точки зрения классического либерализма многие существующие практики должны быть оспорены именно потому, что они не возникли посредством конкурентного процесса проб и ошибок, а были навязаны методами, ограничивающими сферу децентрализованного обучения. Например, в сфере денег и финансов институт центральных банков и государственные монополии на денежную эмиссию часто навязывались по политическим причинам, в частности из-за желания правительств пополнять бюджет, не прибегая к непосредственному налогообложению. Как указывает Хайек (Hayek, 1988: 103; Хайек, 1992: 179–180), «правительства бесстыдно злоупотребляли [деньгами] чуть ли не с момента их появления, так что они стали основной причиной расстройства процессов самоорганизации». Ввиду этого ключом к повышению финансовой стабильности в рыночной системе может быть не нахождение новых методов, которыми правительства смогут регулировать денежную массу, а подчинение конструирования регуляторных механизмов процессу конкуренции, в ходе которого институты, сознательно снижающие ценность своей валюты, будут вытесняться из бизнеса теми, которые демонстрируют лучшую финансовую дисциплину.