Теперь видно, как нужно во всех направлениях бороться с филантропией и сроднившимся с ней лицемерием, о чем обыкновенно никто не думает. Интересующий же нас род военной филантропии имеет свойство, которое мы до сих пор не выдвигали, но которое в высшей степени характерно. Именно эти филантропы всегда служат только каким-нибудь носителям власти. Например, гвардия Красного Креста держится всегда если не официально, то, во всяком случае, официозно, и добровольные побуждения опасаются действовать в какой-либо иной области, кроме области, где имеет место обычная война государств. Филантропы стараются только шнырять между ногами власть имущих. Им даже и в голову не приходит, например, направить свое внимание также и на гражданскую войну. Это действительно значило бы уж слишком гуманничать! И в таком направлении весьма предусмотрительно еще не появилось никаких женевских затей. При кровавых уличных схватках, несравненно превосходящих по жестокости сражения на полях, отбрасывают всякую филантропию, не только что филантропию Креста. Если там иногда в исключительных случаях и работают добровольными приношениями созданные амбулатории, то такой род помощи раненым исходит из совершенно иных кругов, чем из тех, что обыкновенно, так сказать, делают филантропию. Тогда действуют элементы, которые из помощи раненым не делают никакого гешефта и ремесла, но побуждаются честными стремлениями.
Если подвести итог всему сказанному, то результат окажется далеко неутешительным. Где война и так называемое международное право соприкасаются или даже смешиваются с квазифилантропией, там эта связь только еще более показывает, каков дух обоих этих родов деятельности. Смертельная вражда, посягательство на жизнь и вообще все, что необходимо содержит в себе война, не мирится с искренней и рациональной гуманностью. Если же сюда присоединяется еще своего рода квазифилантропия, то такая мнимая инстанция сострадания должна оказываться двусмысленностью, не заслуживающей откровенного доверия. Напротив, нужно всегда остерегаться, чтобы лицемерие, которое и без того играет в области международного права значительную, если не преобладающую роль, не возросло еще при помощи мнимофилантропических затей. Война, так сказать, взятая полностью под материнскую опеку филантропии, вместе с соответствующим притворным полуправом, оказывается не только противоречием в себе самой, но возбуждала бы даже веселый комизм, если бы привходящее в нее страдание не представляло собой столько горькой серьезности.
IX. Действительное право
1. В новейшие столетия идея естественного права, которое противополагали положительному праву и в особенности обычному праву, влияла почти только как идея, сбивающая с верного пути. Представление это было, кроме того, крайне неопределенно и туманно. Некоторый смысл и значение его заключались не в том, чем оно было, но в том, что посредством него искалось и не было найдено. В фактически существовавшем, так называемом, праве видели много неудовлетворительных и извращенных положений и хотели противопоставить им нечто лучшее.
Природа и естественность казались наблюдающим опорным пунктом и верной квалификацией лучшего права, к которому стремились. Но именно в последнем направлении практически жестоко ошибались. Как раз именно обращение назад, к грубости природы и было ошибкой, которая насколько лишь возможно далеко отклоняла от подлинного права и от всего, что нужно было искать.
Природа и право так мало согласуются друг с другом, что их надо считать скорее прямыми противоположностями. Если бы первоначальная природа человека наперед уже была построена на основе права, то последнее не заставило бы ждать себя столько тысячелетий. Тогда нам не было бы нужды еще и ныне искать его. Естественные стремления в их грубости являются не творцами, но помехой и нарушителями действительного права. Только конфликт, а иногда и хаос, к которым ведут беспорядочные естественные побуждения, в полной мере указывают на необходимость чего-то противоположного, упорядоченного. Только действительное право в состоянии создать гармонию, которой не хватает существовавшей доселе природе и недостаточной культуре. И так как кроме непосредственных стремлений, существует, в качестве движущей силы, только идейно-мотивированная воля, то в последней и надо искать верного пути к подлинному, полному праву. Следовательно, нельзя предполагать, чтобы природа могла произвести непосредственно что-либо большее, чем простую смесь права и бесправия, т. е. больше, чем несовершенное полуправо. Она сама должна была быть до некоторой степени исправлена, чтобы дать место хотя бы только приближению к чему-либо более совершенному.