Клаудиа, или Дети Испании

Спустя некоторое время тихо приоткрылась другая дверь, и из-за таких же плотных гардин показался невысокий худощавый мужчина с орлиным профилем. Он вошел в комнату так, словно уже знал, кого там увидит, и сел прямо напротив, лишь движением головы выдав свое любопытство.

— Я знаю, что нарушил все писаные и неписаные правила, но другого выхода у меня нет.

— А если этим поступком вы не только не спасете себя, но и погубите ваше дело? — вопросом ответил худощавый человек, и в его голосе явственно прозвучал легкий акцент жителя средиземноморских островов. — В любом случае вы не имели права…

— Когда я штурмовал Бастилию, я тоже не имел на это права, однако… Впрочем, я пришел не для того, чтобы спорить, и, в конце концов, подчиняюсь я все-таки не вам.

Хозяин пробарабанил по столу марш девятого кавалерийского полка.

— Хорошо. Говорите.

— Меня интересует семья бывшего депутата Генеральных Штатов от Монпелье, ныне заместителя морского министра господина де Салиньи.

— В данный момент я не могу вам сказать этого. Я, как вы знаете, не из старых и лично никогда Салиньи не знал. Но я запрошу Париж или, дабы ускорить дело, хотя бы Рим, ибо там сидит граф Труайя, он из бывших.

— Нет, — с каменным лицом ответил явно непрошеный гость, — у меня нет времени. Поговорите с кем-нибудь из посольства сейчас же, у вас безусловно есть люди, жившие в Париже десять лет назад. И пусть ваша информация будет заверена печатью посольства. Я готов ждать до рассвета. Но не больше.

Хозяин дернул плечом и неохотно вышел. Гость задул свечи, оставив в канделябре всего одну, сложил на груди руки, вытянул ноги и, прикрыв лицо капой, погрузился если не в сон, то в бдительное отдохновение.

Спустя несколько часов дверь снова раскрылась, пропустив полосу света, и человек в белых чулках молча положил перед спящим гостем лист бумаги.

— А, хорошо, — вдруг бодрым голосом ответил тот и впился глазами в лежащий на столе лист. Там было написано всего несколько строк. — Отлично, отлично… Я так и думал. Передайте мою благодарность господину послу и проводите меня до калитки.

Но вот калитка захлопнулась, и серая фигура растворилась в пелене непрекращающегося дождя.

* * *

Долгое отсутствие Браулио, который после их столь неудачного для Клаудии разговора исчез, насторожило ее не на шутку. Она даже решилась как-то раз, придав своему тону безразличие и скуку, спросить о нем у Мануэля.

— Послушай, а куда вдруг пропал твой валет, который так мило умел петь по утрам французские песенки.

— Французские? — удивился Мануэль, как обычно, по утрам к великой досаде Клаудии, не торопившийся покидать постель. — Неужели этот прохвост решил соблазнить и тебя? Знаешь, у него в любовницах пол-Мадрида! И что это вы все о нем спрашиваете… — тут вдруг Мануэль осекся, но было уже поздно — Клаудиа сразу же обратила внимание на это «вы все» и, сама начав ласкать его, капризно спросила:

— Кто это «мы все»?

— Ну, ты… и еще некоторые…

— Кто же еще, кроме меня, мог у тебя о нем спрашивать? Неужели королева?

— Ну, при чем тут королева! — досадливо отмахнулся Мануэль. — Конечно, не королева, а… — Он лихорадочно придумывал подходящее имя.

— … графиня Кастильофель! — торжествующе закончила Клаудиа, которой сразу стало ясно, кто в данном случае оказался за спиной Браулио.

— Да хоть бы и она! — вспылил Мануэль, раздосадованный тем, что эта его нелепая оговорка так неудачно прервала начавшийся было новый порыв страсти. — Я, в конце концов, не слежу за ним, а делишек у него в столице немало.

С одной стороны, новость о том, что Браулио действует по поручению Пепы, даже обрадовало Клаудиу: она была невысокого мнения об умственных способностях новоиспеченной графини. К тому же, против нее у девушки имелся сильный, хотя еще и не до конца проверенный козырь. С Пепой справиться можно, это не всесильный кардинал, который пока почему-то не подает о себе никаких известий. Но столь длительное молчание валета гораздо страшнее Пепиных происков. С другой стороны, борьба с графиней Кастильофель требовала конкретных доказательств. Совершено и неопровержимо конкретных — иначе компромат из оружия превращался в неумную вспышку ревности и жалкие попытки очернить соперницу.

Но что же делать? Какие доказательства, документы, аргументы и откуда может она взять, будучи в этом государстве практически никем. Легкой тенью без имени, без положения. Пушинкой, которую при первом же удобном случае готов сдуть в бездну не один влиятельный человек. А кто может ей помочь? Мануэль, этот, как сказала покойная герцогиня Альба «ветрогон»? Увы! Хуан? Но он теперь, как любимчик генералиссимуса, должен постоянно находиться при нем, а, кроме того, имеет немало действительно серьезных забот по службе. Так кто же? Опять получается, что в этом деле ей может помочь только один человек — Педро. Да, именно Педро, по рассказам Хуана, живущий теперь на приволье и болтающийся со своим принцем по всем злачным местам столицы.