Клаудиа, или Дети Испании

Но и Хуана вот уже третий день нет во дворце, ибо Годой отправил его с каким-то очередным поручением в Португалию. Узнав, что лейтенант Мартин обязан явиться через неделю, Клаудиа немного успокоилась. Время пока не очень торопило ее; выезжала она мало, и возможность встретиться с Пепой равнялась почти нулю. И вот, получив некоторую передышку из-за отсутствия Хуана и валета Браулио, Клаудиа, дабы немного забыться, с упоением отдалась чтению новой, запрещенной испанской цензурой, но доставленной ей через герцогиню Осуна, книги Шатобриана «Гений христианства». Книгу эту провез в дипломатическом багаже посол Австрии, как любой утонченный иностранец в этой стране, конечно же, друживший с Марией Хосефой.

Чтение оказалось воистину увлекательным, и, открыв том утром, Клаудиа оторвалась от толстых, шероховатых, неровно обрезанных страниц лишь тогда, когда почувствовала за спиной чье-то присутствие. Она неохотно подняла глаза, увидела, что небо за окном налилось тяжелым пурпуром позднего заката, вздохнула и неохотно обернулась.

На пороге стоял улыбающийся Браулио.

— Рад видеть сеньору в добром здравии и за столь благочестивым занятием, — он кивнул на книгу в ее руках.

— Вы так неожиданно исчезли, а ведь я совсем не хотела вас напугать, — почти приветливо ответила Клаудиа, уже точно зная, что Браулио совсем не испанец, а француз, чувствуя себя все же немного уверенней.

— Вы так задели мои чувства, сеньора, что я не выдержал и решил вправду посетить наши родные места, о которых мы с вами так много говорили… — Валет сделал угрожающую паузу, и сердце Клаудии на миг похолодело. А если он действительно добрался до Монпелье и узнал, что дочь депутата де Салиньи умерла как раз накануне выборов в Генеральные Штаты? Впрочем, кто будет там разговаривать с каким-то испанцем, слугой, лакеем — пусть даже самого Князя мира. Это здесь Мануэль — Князь мира, а там, во Франции, он только глупый фаворит старой королевы, не больше. Хотя, если он и в самом деле француз… — Так вот, — вернул ее к действительности голос Браулио, — представьте себе, что там ничего не изменилось, Эро все так же неспокойна, рыбы по-прежнему много, дом господина де Салиньи все так же покрыт охряной краской… — Браулио не мог отказать себе в удовольствии помучить девушку подольше и был готов перечислять бессмысленные подробности до бесконечности.

Но Клаудиа властно остановила его:

— И что же, надеюсь, меня там тоже еще помнят?

Но вместо ответа валет шагнул к ней, вынул из-за обшлага бумагу, неторопливо развернул ее и бесстрастным голосом прочел:

— Александр Жозеф-Мария де Салиньи, родился 4 августа 1756 года в Руане, был избран депутатом от дворянства Монпелье в 1789 году; в 1793 году, как бывший, заключен в тюрьму, но освобожден и в 1795 году выбран начальником департамента Луары; в 1799 году назначен членом Государственного совета и помощником министра по морским делам. — Браулио перевел дух и победно улыбнулся, но в ответ услышал равнодушное:

— Я, вероятно, лучше вашего знаю биографию своего отца.

— Но вы еще не дослушали до конца, сеньора, — одними губами улыбнулся валет и продолжил. — Семья графа состоит из жены Элизабет Флоранс, урожденной маркизы де Понтийяк и сына Шарля Генриха Никола, двадцати семи лет, коменданта города Мелюн… — Тут он снова сделал эффектную паузу и закончил. — Дочь, Женевьева Мария, умерла от скарлатины в 1789 году. Справка заверена французским посольством в Мадриде, сеньора. — Браулио насмешливо посмотрел прямо в глаза Клаудии. — Так что, вас нет на этом свете, мадмуазель, уже целых тринадцать лет…

Глава седьмая. Перстень с гранатом

После ухода несносного валета, которого по всем правилам давно надо было бы рассчитать, Пепа, однако, не стала бесноваться, как сделала бы в юности, а в задумчивости стала прогуливаться по многочисленным залам своего дворца. Ее не интересовало, какие дела связывают Браулио и Мануэля, они нуждаются друг в друге — с нее достаточно и этого. Но как она сама смогла очутиться в такой зависимости? Увы, десять лет назад положение Пепы, несмотря на жизнь в шатком домишке на окраине Мадрида, было гораздо прочнее, чем сейчас. Мануэль любил ее тайно — и, значит, искренне. Неужели ей казалось мало той его любви, что она впуталась в эту историю? Слезы показались в больших серых глазах Пепы и, повинуясь какому-то необъяснимому порыву, она направилась в классную комнату, где как раз в это время занимался Игнасио.

Выдержанный мальчик не вскочил при ее появлении и не бросился ей на шею, как делал в детстве, а только поднял от книги точеную, в крупных смоляных завитках голову, и улыбнулся обезоруживающей улыбкой, которой покорял всех.

— Добрый вечер, мама. Ты прости, но мне нужно позаниматься еще с четверть часа. Я дочитаю Горация и буду в твоем распоряжении.