Клаудиа, или Дети Испании

Мальчик поначалу еще таил какие-то сомнения, думал, не следует ли ему все-таки вернуться к маме… Но обаяние сестры, возможность постоянно находиться рядом с обожаемым им Педро, простор, жажда приключений побороли все раздумья четырнадцатилетнего подростка. И он с радостью бросился вперед, навстречу судьбе.

Все тайные и смутные беспокойства, наконец, покинули его душу, и она освободилась и от той сдержанности, что часто мешала ему в отношениях с отцом — доном Мануэлем, и от той холодности, что непонятным образом порой смущала его в матери — Пепите Тудо. А главное, он, наконец, узнал, почему его постоянно так влекло к этой загадочной девушке, едва не ставшей ему мачехой. Наконец-то, он полностью обрел себя, и получил свое настоящее имя. Отныне он больше не бастард, хотя бы и самого всесильного вельможи Испании, нет, теперь он истинный дворянин — дон Игнасио Рамирес де Гризальва. И Женевьева с ее французской фамилией тоже оказалась вовсе никакой не Салиньи и не дочерью французского министра, а Клаудией Рамирес де Гризальва, Клаудильей, его родной сестрой, сестрой, которую ему так хотелось всегда иметь.

И дон Санчо тоже оказался вовсе никаким не Арандано, а Педро Сьерпесом, давним и верным слугой, нет, настоящим верным другом их отца, а, значит, и их с сестрой тоже. Однако и Клаудиа, и Педро почему-то все продолжали, хотя и со смехом, называть друг друга вымышленными именами, оставляя тем самым графа де Мурсию в прежнем заблуждении. И Игнасио со всей мальчишеской прытью охотно им в этом подыгрывал.

— Как мне нравится твое имя, Санчо, — то и дело смеялась над Педро девушка. — Оно очень идет тебе, Санчо Арандано, верная, верная черничка.

— Их высочество всегда называли меня просто — мой верный Санчо. Черничкой зовут меня только женщины, — смеялся в ответ Педро.

— А много ли их у тебя было? — обгоняя его на всем скаку, лукаво спрашивала Клаудиа.

— Ни одна не могла пройти мимо равнодушно, — в тон ей звонко хохотал он и вырывался на ревнивой Эрманите вперед.

И потому граф де Мурсиа, который, в общем-то, немногое знал об этом странном парне, бывшем факторе принца Фердинанда, приглядывался к нему с легким недоверием. Перед отправкой в Мадрид дон Гаспаро предупредил его только относительно Женевьевы: для герцога было важно сохранить целой и невредимой во что бы то ни стало девушку. Поэтому, когда Хуан, как подумал граф, из верности дону Мануэлю, вдруг заявил, что занят и предложил ему самому проводить девушку до Памплоны, дон Стефан необычайно обрадовался, ибо в день бунта упустил Клаудиу из виду и даже не представлял, где ее искать.

Теперь граф ревностно приглядывался и к этому странному провожатому, прекрасно понимая, что в случае чего высокий, но еще неокрепший Игнасио, которого девушка взяла с собой, вероятно, из-за долгих лет дружеского общения, вряд ли сможет защитить ее от такого опасного проходимца. И дон Стефан старался всегда держаться поблизости, впрочем, не нарушая правил вежливости. Открытие, что сын фаворита королевы Марии Луизы испытывает такую явную дружбу к Женевьеве, любовнице его отца, несказанно поразило графа. И, будучи совершенно обескуражен таким поворотом событий, он мысленно оказался не готов продолжить эту линию и представить себе, что Санчо Арандано является совсем не тем, за кого его все выдавали и выдают. Со смутным беспокойством смотрел он на этого необычного парня, сам себе боясь признаться в чем-то глубоко сокровенном. Граф упорно гнал прочь все посторонние мысли, которые все же порой одолевали его, особенно, когда он видел своеобразный разрез глаз Педро и его манеру поводить плечом в минуты задумчивости. Но не в обычаях людей круга дона Гаспаро было обманывать своих, и потому спустя пару дней граф стал наблюдать за веселой троицей просто с любопытством.

— Дорогой Санчо, а почему вы не остались при Фердинанде? Ведь теперь он стал королем, и у вас впереди сияла великолепная карьера, — как-то все же не удержался дон Стефан, и спросил, внимательно глядя на то и дело смеющегося Педро.

— Ах, ваша светлость, но разве можно сравнить какую-то там карьеру при дворе такого урода с удовольствием сопровождать такую очаровательную особу, как Женевьева де Салиньи?!

И при этих словах бездонные глаза загадочного парня вспыхнули таким неподдельным счастьем, что граф окончательно перестал сомневаться в том, что фактор Фердинанда просто без ума влюблен в его подопечную. Однако граф почувствовал и то, что этим ответом от него все-таки что-то скрывают, и непрошеные мысли вновь ожили в нем. Нет, успокаиваться все же рано и полностью доверяться своему спутнику не следует. Слишком хорошо знал он тех, кто пользуется неизменным успехом у женщин: такие люди не любят подолгу ходить в верных поклонниках. Мурсиа усмехался в усы, вспоминая свою молодость, и снова запутывался в загадках и разгадках.