Клаудиа, или Дети Испании

— И я как врач могу вас заверить, что в данном случае дозы, принятой герцогиней в одном глотке, да еще и с поверхности, а не со дна бокала, совершенно недостаточно для достижения смертельного исхода. — Клаудиа смотрела на графа широко раскрытыми глазами и буквально не верила своим ушам. А граф де Милано спокойно продолжал. — Я долго анализировал все мельчайшие факты этого происшествия, вплоть до того, что даже провел собственное небольшое тайное расследование. В результате я установил истинный диагноз смерти герцогини. В данном случае мы имеем уникальное событие столкновения множества роковых обстоятельств. Вы и в самом деле явились невольной причиной смерти герцогини, однако гораздо сильнее, чем мышьяк, на нее подействовало ваше исчезновение из монастыря, — при этих словах Клаудиа почувствовала, что дыхание у нее в груди остановилось. — Да-да, не удивляйтесь, милая донья Клаудиа. В последние годы тайное беспокойство грызло несчастную герцогиню изнутри. Дело в том, что Альба совершенно не верила в Бога, бросая ему вызов всей своей жизнью, всем своим поведением. «Если ты есть, что же ты не покараешь меня?!» — как бы говорила она при этом. Когда же Альба узнала о вознесении сестры Анны, ее вдруг охватило странное сомнение, резким подтверждением которого стала смерть тореадора Пепе Ильо. И ваше появление в ее доме, сеньорита де Гризальва, буквально взбесило герцогиню. Она решила, что, выведя вас на чистую воду, сможет, наконец, избавиться от своего сомнения, страшно изводившего ее в последнее время. Однако в этот вечер герцогине пришлось перенести очень сильное психическое напряжение. После вашего ухода она расслабилась, и ее поначалу стала колотить мелкая нервная дрожь. Все это могло бы обойтись обыкновенной истерикой, если бы не ее общая длительная усталость, а главное — страх. В результате Альба сама приняла свое лихорадочное состояние истерики за Божье наказание и, как это ни странно — поверила в ваш вызов. Герцогиня приготовилась умереть — на это указывает тщательно составленное утром рокового дня завещание. И самую главную работу в ее умерщвлении сделало ее же собственное сознание. Герцогиня Альба решила, что если Бог существует, она непременно умрет в этот же день. Легкая доза мышьяка лишь помогла взять верх не справлявшейся с ее крепким организмом лихорадке. Таким образом, милая донья Клаудиа, вы выиграли пари, ибо, если бы Богу не было угодно, герцогиня осталась бы жива.

В кабинете на некоторое время повисло молчание. Но дрова весело трещали в камине, за окном, заполняя собой полнеба, разливался весенний закат, и постепенно в душе Клаудии начала подниматься могучая волна внутреннего торжества.

— Мы воистину восхищены вашим поступком, сеньорита де Гризальва, — нарушил молчание дон Гаспаро. — Священный трепет перед Богом охватывает всех, кто узнает о странной кончине герцогини.

— А вы разве не слышали о том, какой слух распространили в народе слуги этой несчастной? — вдруг спросил у Клаудии слегка удивленный в свою очередь граф де Милано.

— Нет, ваша светлость, — все еще пребывая в некоем смятении, ответила девушка.

— Простые люди втайне передают из уст в уста историю о том, что к ней в дом явилась сама святая Анна, дабы покарать безбожницу от имени Господа.

— Ваше явление и в самом деле было подобно чуду, ибо практически никто после этого вечера вас нигде не видел, — добавил с улыбкой дон Гаспаро, глядя прямо в широко раскрытые удивленные глаза своей воспитанницы.

— Но Божья кара налагается уже за одно намерение убить, — пересохшими губами твердо прошептала девушка.

— У вас не было намерения убить, вы защищались, — жестко остановил ее граф.

— Успокойтесь, сеньорита де Гризальва, вы честно вверили свою судьбу Богу. И Бог в этом случае оказался на вашей стороне, вот о чем вам никогда не следует забывать, — спокойно произнес дон Гаспаро, после чего пригубил свое вино, как бы подавая этим пример остальным.

Клаудиа машинально последовала повелительному взгляду магнетических глаз и тоже освежила свои совершенно сухие от волнения губы.

— И я еще раз повторяю вам, что мы восхищены вами, сеньорита Клаудиа де Гризальва, — неожиданно твердо сказал граф, и, встав, подошел к девушке, почтительно взял ее безжизненную руку и с легким поклоном коснулся губами дрогнувших пальцев.

Дон Гаспаро тоже последовал его примеру, после чего оба мужчины подняли бокалы и сделали в ее честь по хорошему глотку.

Клаудиа так растерялась от столь неожиданного поворота событий, что в продолжение всей сцены даже не пошевелилась и только молча переводила взгляд с одного загадочного и, как ей казалось, всемогущего сеньора на другого.

Но скоро дар речи вернулся к ней, и мощная волна живой радости подняла ее на своем пенном гребне. Девушка встала, изящно поклонилась сначала дону Гаспаро, затем графу де Милано и сказала: