Клетка ищет птицу (СИ)

Нет, Алька не представляла. Она не могла себе представить Финиста за клетчатой доской в компании какого-то мифического соседа. Не способна была вообразить его в домашней обстановке, в линялой майке с вытянутым воротом, его маму, хлопочущую на кухне. А Наташа была у них. Принесла в подарок Витюхе собственноручно вылепленную из глины и закалённую в муфельной печи фигурку – его портрет в полный рост верхом на крокодиле. Алька слушала её рассказ и млела от звуков его имени, которое Наташа не произносила, как обычно люди произносят слова, а словно пропевала с особенной нежностью. И понимала, что по-другому и нельзя говорить о её, Алькином, Витюхе – только так, с нежностью и благоговением. Недавно Танька, посмеиваясь, попыталась рассказать о нём очередную гадость. Алька на неё тогда жутко рассердилась. Ну, как можно поливать столь гнусной ложью её солнечного мальчика!

– Ты счастливая, – говорила Наташа. – У тебя ведь это первая любовь, верно?

– Ну, ещё в девятом классе я втюрилась в преподавателя военной подготовки. Если это не считается, то, конечно, первая.

– Я же говорю – счастливая! У тебя всё ещё будет в первый раз. А вот у меня уже были мужчины…

И Наташа поведала новой подруге душещипательную историю о том, как она, учась в художественном училище, вдали от родительских глаз, встречалась с одним молодым человеком. Встречалась, встречалась, а потом забеременела, тогда-то он её бросил, и ей пришлось делать аборт. Тут Алька вдруг сообразила – вслух ей не сказала, конечно, но про себя, мысленно, беззвучно расхохоталась – оказывается, они называют одним словом абсолютно разные понятия! Наташа уверена, что светлое чувство первой любви может испытать только девушка чистая и непорочная, и в ином её не убедить. Для неё, наверное, телесное и духовное спаяно накрепко. Знай она об Алькином методе лечения страдающих бардов (да и о тайных встречах с сумасбродом-военруком, которые вовсе не были такими уж по-детски невинными), вряд ли поверила бы в искренность тех самых роз и незабудок. А они плыли, проклятые, плыли во всё время затянувшегося далеко за полночь девичьего чаепития!

========== 29. ==========

Зашелся истошным воплем редакционный телефон. Светлана-экономика схватила трубку и тут же кивнула Алине:

– Тебя.

Она подняла свою, с параллельного аппарата. И услышала:

– Здравствуйте. С вами говорит бабушка Тамары Поярковой.

Алька не сразу сообразила, о ком идёт речь. Пожилая женщина объясняла довольно бестолково, и до неё только на десятой минуте этой взволнованной речи дошёл её ужасающий смысл: Томка пропала! Маленькая Томка прикрепила магнитом к холодильнику записку с банальной фразой: «Прошу никого ни в чём не винить». И ушла из дома, пока бабушка впитывала в себя дневную серию мексиканской телетянучки.

– Господи, не знаю, что и думать! Может, шутит над бабкой, может, юмор у теперешних детей такой, приколы ихние. А вдруг да всерьёз чего над собой сделала? Ума-то ведь нет, дитё… Подружек всех уже обзвонила, ничего не знают. Вот, ваш номер нашла у неё в дневнике записанный…

– Погодите, никуда не уходите, я сейчас приду! – крикнула Алька в трубку. Адрес она знала, он был в том же блокноте, что и координаты всех юнкоров. Томка, Томка… Что с тобой, где ты, дурочка этакая?

На письменном столе среди учебников для пятого класса, тетрадей и аудиокассет были разбросаны листы киносценария. Всё ясно…

– Не ходите за мной, – велела Альке бабуле. – Я скоро вернусь, я приведу её.

И подумала: «Если успею».

Было темно. Пять часов, а уже – как поздней ночью. Конец декабря. И никаких фонарей около дома. Только редкие окна, как одиночные блестки позолоты на ветхом бальном платье. Скоро люди придут с работы, включат свет, согреют чайники. И Томкины мама-папа придут. А Томки нет, одна бабка сидит и глушит корвалол стопками. Жуть. Алька перебежала дорогу – длинное «китайское» здание было совсем рядом. Задрала голову. Ей показалось, или действительно это детская фигурка там, на краю крыши? Она зашла в нужный подъезд, побежала вверх по лестнице. Створка окна была приоткрыта, на подоконнике лежал, не тая, снег. Давно лежал? Или его нанесло в последние час-два метелью, которая до сих пор продолжалась? Для того чтобы протиснуться в окошко, ей пришлось скинуть пальто.

Девочка в рыжей шубке в самом деле стояла на краю, прижавшись спиной к стене и раскинув руки.

– Тома, – тихо позвала Алька.

Она медленно повернула лицо с закушенной губой.

– Пойдем домой, Тома, – спокойно, но требовательно сказала Алина.

– Зачем? – спросила она. Беззвучно, одними губами. Алька не расслышала этого слова, скорее, просто угадала смысл.

– Нет, это ты мне должна объяснить, зачем, – её трясло, и она чудом не срывалась на крик. – Долго уже так стоишь?

– Целую вечность.

– Угу. Ясно. Спрыгнуть всегда успеешь. Дай руку, выйдем на середину и поговорим.

– Не, я так постою.