— Империон заключил союз с Френом? — он стукнул палкой по своей ладони, от зловещего звука ее тело невольно поежилось. — Если не будешь отвечать, мне придется использовать это на тебе, — его мягкий голос делал угрозу более жуткой.
— Так тому и быть, — ее слова звучали сильнее, хоть она сжималась внутри. Она сделает это ради своих родителей. Ради ее гениальных, добрых и любящих родителей. Они совершали необходимые жертвы для их королевства. Она черпала силу из этих знаний. Ее мать выжила на собственной казни. Аллисса цеплялась за надежду матери.
— Мне приказали ударить тебя десять раз, если не будешь отвечать, — он прищурился.
Он ждал, что она будет плакать и молить о пощаде? Она не собиралась этого делать. Он сам был виноват, что посчитал ее слабой.
— Ты видела, как избивают людей? — спросил он, снова стукнув палкой по ладони.
— Нет. Избиения хлыстами и палками в Империоне запрещены моим отцом, считаются варварскими, — он говорил, что его били хлыстами, и потому он отказывался поступать так жестоко с другими людьми. Она старалась не думать об ударе деревом по спине. Слезы наполнили ее глаза, и это злило ее. Аллисса не хотела показывать солдату, что он задел ее, но она не могла пережить мысль, что ее будут пытать. Когда Неко рассказывал о таком на тренировках, она не ожидала, что это пригодится.
— Радуйся, что это не хлыст, — сказал он, шагнув ближе. — Эта трость не порвет тебе кожу так, как хлыст, — он впервые посмотрел ей в глаза, но быстро отвел взгляд.
— Вы не похожи на типичного солдата Рассека.
— Что ты знаешь о Рассеке? Читала в книге? В отчетах шпионов? — он склонил голову, разглядывая ее.
— Вы допрашиваете, — выпалила она, — а не пытаете, — и она кое-что осознала. Ее ситуация не была идеальной, но ее жизнь была в руках этого мужчины, а не садиста, и на большее она не могла надеяться. Королева Жана хотела убедиться, что Аллисса не умрет случайно. Пока что.
— Не важно, что я обычно делаю. Моя королева отправила меня сюда работать, и я планирую выполнить задание, — он сжал трость и шагнул к ней. — Я не буду тебя бить, если расскажешь, где твои родители.
Аллисса почти рассмеялась. Почти. Если в Рассеке не знали, где были ее родители, они не могли доставить письма правящей семье Империона. Если Рема и Дармик не знали о судьбе Аллиссы, то ею не могли на них давить. Ее ценность была в способности надавить на ее родителей. Но если она не будет ценна Рассеку, ее убьют из мести? Они точно ее не отпустят.
Она закрыла рот, глядела на солдата пару минут, а потом его плечи опустились.
— Ты не будешь отвечать, да?
— Никогда.
Он кивнул.
— Пленников наказывают голыми.
Она не собиралась раздеваться. Пусть сначала убьет ее.
— Я не пленница. Я — политический заложник. Это разные вещи.
Он поправил хватку на трости.
— Я могу задрать твою тунику на спине и наказать там.
Аллисса кивнула, не могла говорить. Она повернулась к стене. Солдат задрал ее тунику, открывая голую кожу.
Она не успела подумать об унижении, раздалось тихое шипение и стук, трость ударила ее по спине, вызывая обжигающую боль во всем теле. Она закричала в агонии, не ожидая, что боль будет такой сильной. Снова шипение, и трость обрушилась на ее кожу. Аллисса хотела отбиваться, но не могла. Борьба только растянет наказание. И ей казалось, что он бил ее не изо всех сил.
Еще шипение и удар по коже. Она закричала, спина болела так, как она еще не испытывала. Слезы лились по щекам. Шипение, удар. Она кричала, голос разносился эхом по подземелью. Тьма подступала к глазам. Шипение, удар. Ноги задрожали. Если солдат ударит сильнее, кости ее спины разобьются. Неко говорил ей, что допрос или пытки были с целью сломать человека. До этого момента она его не понимала.
После десяти ударов солдат опустил ее тунику, закрывая спину. Ткань напоминала песок, трущийся об ее кожу. Он расстегнул наручники, и она упала на пол, хотела забиться в нору. Он поднял ее. Не говоря ни слова, он отнес ее в камеру и уложил на солому. Через минуту она отключилась.
Глава десятая
Аллисса проснулась с жуткой болью. Она осторожно подняла тунику и ощупала спину, покрытую шишками. Лежа на животе, она надеялась, что боль скоро утихнет. Зато ее родители были в безопасности.
Она не знала, сколько времени прошло с допроса, или какое было время суток. Свет в комнатке был только от маленькой масляной лампы в железной клетке на стене. Миска каши и чашка воды стояли в ее комнате. Но она не могла есть и погрузилась в сон.
* * *