Сеньориты искренне радовались этому. Они уже нашили малышу распашонок и ползунков. Только что выкупанный, он выглядел еще более хорошеньким и свеженьким. Мальчик дергал их за волосы, теребил ручонкой за носы и произносил что-то вроде «г-г-г-ы».
За весь день сеньорита Этельвина не написала ни строчки о своих римлянах; сеньорита Леокадия ничего не испекла, не прикоснулась к клавишам пианино, не прочла ни одной строчки в тех трогательных романах, которые регулярно выписывала из города и над которыми так любила поплакать; а сеньорита Мануэлита не менее четырех раз ошиблась в счете и не поехала, как всегда, верхом на лошади в поле.
Вечером, перед сном, сеньорита Этельвина поцеловала малыша и сказала:
— Мне он нравится, потому что он очень умненький.
Сеньорита Леокадия поцеловала его и сказала:
— Мне он нравится, потому что он очень хорошенький.
Сеньорита Мануэлита поцеловала его и сказала:
— Мне он нравится, потому что он очень сильный.
И так как сестры уже приноровились вовремя кормить его, пеленать и развлекать, то малыш спокойно спал, и никому не пришлось больше прыгать возле него, как в первую ночь.
Поиски цыган продолжались, но с каждым днем надежды найти их оставалось все меньше и меньше. Тогда сестры решили:
— Надо мальчика усыновить.
Они снова оделись по-праздничному, запрягли в тарантас Мартину и велели Херико и Хуане ехать с ними в качестве свидетелей. Руфа тоже хотела поехать, но ее не взяли: надо же было кому-то присмотреть за домом и приготовить обед.
В последнюю минуту Росалия, дочка судьи, прятавшаяся за деревом, вскочила на козлы и поехала вместе с ними.
По дороге сестры говорили:
— Надо ему выбрать хорошее имя.
— Раз у нас нет детей, пусть он станет нашим наследником.
— Мы дадим ему хорошее образование.
При этом они с нежностью смотрели на малыша, который строил гримасы и вращал глазенками, следя за полетом стрижей, проносившихся с громким криком у них над головой.
— Он будет великим историком, – сказала Этельвина.
— Он будет статным и красивым, – сказала Леокадия.
— Глупости! Он будет хорошим крестьянином и станет управлять усадьбой, как дед, как папа, как я. Разве не для этого мы решили сделать его своим наследником? – воскликнула Мануэлита.
Этельвина и Леокадия промолчали, но каждая из них продолжала лелеять свою мечту.
— Мы назовем его Марк Аврелий5, – заявила вдруг
Этельвина, окинув сестер победоносным взглядом.
— Мы назовем его Амадо6, – улыбнулась Леокадия, и глаза ее мечтательно засветились.
— Ерунда! Мы назовем его Мануэлем, как звали деда, отца и как зовут меня. И довольно об этом! – сурово возразила Мануэлита.
Тогда Росалия, сидевшая на козлах, обернулась к ним и пропищала своим тоненьким голоском:
— А если его назвать Жужу?
Казалось, никто не слышал ее слов. И тем не менее, хоть мальчика и окрестили Марко Амадо Мануэлем, как того хотели сестры, все звали его Жужу. Просто Жужу.
5 М а р к А в р е л и й (121 –180) – римский император; правил с 161 по 180 год.
6 А м а д о
2. ЖИЗНЬ МАЛЬЧИКА В ДОМЕ ТРЕХ СЕНЬОРИТ
Как и следовало ожидать, жизнь Жужу в доме трех сеньорит была не совсем обычной. Я говорю «не совсем обычной», поскольку готова держать пари: мало кто из ребят может похвастать тем, что в девять лет вел подобную жизнь, а ему исполнилось именно столько накануне той истории, которую я хочу вам рассказать.
Я уже говорила, что по характеру и склонностям сестры очень отличались друг от друга. Само собой разумеется, каждая из них воспитывала мальчика на свой лад.
Сеньорита Этельвина (тетушка Этель для Жужу) делала все возможное, стремясь дать ему хорошее образование. Более того, она хотела сделать из него ученого, который непременно посвятил бы себя изучению истории
Римской империи. С младенческих лет, еще когда он прыгал у нее на коленях, сеньорита Этельвина называла ему имена прославленных римских императоров, рассказывала об их подвигах, сражениях, об их могуществе, процветании и упадке (правда, об этом последнем этапе она всегда говорила вскользь, не вдаваясь в подробности). Именно сеньорита Этельвина научила Жужу читать, вложила первые книги в еще не окрепшие руки глупого мальчишки, готового скорее изорвать страницы, чем проникнуть в их суть. Вот почему к пяти годам Жужу умел не только хорошо читать и писать, но и знал о Римской империи гораздо больше, чем я в настоящее время (хотя мне и стыдно в этом признаться).
Со своей стороны сеньорита Леокадия (для Жужу тетушка Лео) обучала его хорошим манерам, учтивости, отзывчивости, старалась привить вкус к музыке, танцам, изысканным блюдам, внушить любовь к цветам, животным, поэзии. Однако из всех наук, которым его обучали сеньориты, науки тетушки Лео Жужу постигал хуже всего да и безо всякой охоты. И все же, сама того не подозревая, тетушка Лео заронила в душу мальчика смутное беспокойство: желание уединиться в каком-нибудь укромном, таинственном уголке и помечтать.