Клич войны

Де Ланси понимал, что теперь его единственная надежда - это наглость. - Позвольте мне уточнить: вы ставите десять тысяч фунтов против того, что один уроженец Африки обгонит трех британских джентльменов?’

‘Абсолютно.’

- Понятно ... и последнее.- Де Ланси помолчал секунду, а потом спросил: - А твой парень тоже будет бегать голышом? Разве не так поступают туземцы?’

‘Думаю, что да, - ответил Леон. ‘Разве это проблема?’

- Боишься, что Масаи заставят тебя выглядеть маленьким, де Ланси?- спросил один человек под новые взрывы смеха.

‘Нет, конечно, нет. Просто думаю о дамах. Не хочу, чтобы они расстраивались.’

Когда несколько обедающих женщин посмотрели друг на друга, закатив глаза и слегка качая головой, Леон сделал предложение. ‘Вот что я тебе скажу: я дам парню пару шорт, чтобы он мог их надеть.’

Де Ланси оглядел сидящих за столом, зная, что его имя в колонии зависит от того, что он скажет дальше. Как человек, прыгающий в ледяную лужу, он собрался с духом, глубоко вздохнул и сделал решительный шаг: "В таком случае, Кортни, ты готов поспорить", - сказал он, когда раздались аплодисменты, заказали еще выпивки, и вечер начался всерьез.

Леон Кортни вышел из Великой войны с состоянием еще большим, чем представляли себе Амелия и Идина. Оказавшись однажды на грани нищеты, он нашел средства, чтобы купить одно из лучших поместий в Восточной Африке. Он назвал его Лусима, в честь матери Маниоро, чьи навыки целителя, советника и мистического провидца он глубоко ценил. Леон собирался последовать примеру Лорда Деламера, который сохранил большую часть своей земли нетронутой для использования в качестве природного заповедника, а остальное отдал сельскому хозяйству. Когда дело доходило до организации сафари-бизнеса, который привлекал бы богатых клиентов из Европы и Америки, Леон был в своей стихии, но сельское хозяйство было совсем другим делом. Он не мог не заметить, как много британских поселенцев потеряли все, что имели, пытаясь сочетать европейскую сельскохозяйственную технику с африканской землей, погодой и чумой. Поэтому он решил работать с зерном кенийской жизни, а не против него. Поэтому он заключил соглашение с Маниоро, по которому он и его большая семья могли свободно владеть всем поместьем Лусима, при условии, что они также пасли и ухаживали за скотом Леона наряду со своим собственным. Поскольку Масаи оценивали ценность человека не в деньгах, а в количестве его коров и детей, Леон платил своим людям предпочитаемой валютой. На каждые десять телят, рожденных от коров Леона, Масаи оставляли одного для себя.

У этой договоренности было несколько проблем с прорезыванием зубов. Масаи верили, что каждая корова на Земле принадлежит им, и, как следствие, чувствовали себя вполне вправе шуршать от не-Масаев. Они также питались кровью и молоком своих животных и таким образом поддерживали жизнь своего скота как можно дольше, вместо того чтобы отправлять его на бойню. Идея держать чужой скот до тех пор, пока его не заберут на продажу и не убьют, показалась странной даже Маниоро, привыкшему к британским обычаям за время службы в армии.

С другой стороны, предложение огромных площадей пастбищ и гарантированного увеличения стада его народа было слишком хорошим, чтобы отказаться от него. С годами он стал процветать, особенно после того, как увидел, сколько денег может принести его скот и как полезны деньги в мире, которым теперь управляют белые люди. Для Леона это тоже сработало идеально, так как его стада не страдали такими же болезнями, как у его собратьев-фермеров. Его пастухи-Масаи знали, какая земля была испорчена растениями, которые производили ядовитую пищу, или насекомыми, которые несли болезни, и поэтому они держались районов безопасной, сладкой травы. Они охраняли своих животных и животных Леона от львов и других хищников и хорошо питались кровью и молоком, которые брали у животных, которых пасли, - обычай, на который Леон закрывал глаза, как только понимал, что это не причиняет скоту никакого вреда.