Клиника Сперанского

Нет, не то всё это было, не то. Какая-то мышиная возня, а не мощная организация, пустившая корни во всех странах мира. Новиков посмотрел на Кузнецова, тот посмотрел на Новикова, и оба пожали плечами. Только и оставалось, что встать, извиниться и уйти, поставив на таком многообещающем поначалу, но оказавшимся дутым расследовании крест. Не рисковать больше, не гоняться за голенастым Шубенкиным, оставить в покое Жабьева, Фадеева, Петрова, не подозревать оболганную Башкировым Катюшу, а поработать еще с полгодика в прибыльном нищенском бизнесе, сколотить нормальный капитал и умчать с Катюшей за океан, куда не дотянутся цепкие лапы аристократа от ФСБ Сапрыкина. Начихать на дурацкий этот договор, которым Сапрыкин, естественно, будет размахивать, как флагом.

Розовые мысли Новикова развеяло бурчание Кузнецова:

— Андрюха, ты задницу от кресла оторвать можешь?

Андрей поерзал и ответил:

— Нет, сэр. Пришпандорена намертво, сэр.

Красавчик с Жабьевым захихикали. Оказывается, они всё время наблюдали за гостями.

— Егор прав, — сказал красавчик. — Вам будет хорошо. Вместо телефона телепатия, вместо тележки гравиподушка. Мы используем самые новейшие технологии. Клей, который приклеил вас к креслам, мгновенно рассыплется, как только я нажму клавишу этого компьютера. В чем бич ваших ученых? Существуют поля, существование которых они категорически отрицают, а потому открыть никогда не смогут, кишка тонка.

Глава 23. Давайте уходить вместе

Подъехав к Новикову, красавчик спросил, как молотом по голове ударил:

— Ну что, верзила, готов переселиться в тело Башкирова?

— Мне и в моем хорошо, — ответил Новиков, у которого по спине пробежали мурашки. — А разве это возможно?

— Не ты первый, не ты последний, — красавчик звонко расхохотался. — Всего-то и делов пересадить головной мозг.

— А как же, простите, тонкое тело и прочая ерунда, которую не признают наши ученые? — подал голос Кузнецов. — Ну, пересадили мозг, и что?

— Согласен, без тонкого тела человека нет, — с интересом посмотрев на него, сказал красавчик. — Пусть тебя, толстый, это не волнует, тебя мы в Башкирова пересаживать не будем. А вот Андрюху в назидание переселим, чтоб не палил зря. Разумеется, вместе с мозгом в новое тело перейдет и вся система жизнеобеспечения, старая-то накрылась бардовой шляпой. Туда же переберется и тонкое тело, деваться ему некуда. Вот видишь, толстый, как мы с тобой во всем разобрались?

— Э-эх, — по-молодецки гаркнул Новиков, которому терять было нечего, и как наподдаст ногой по инвалидной коляске, благо вставать не нужно было.

Коляска накренилась, красавчик зашипел сквозь зубы, пытаясь поставить её на место, покраснел от натуги, но та всё же опрокинулась на бок. Он вылетел, запутался в халате, который оказался ему велик, встал на карачки, но опять грохнулся и завизжал:

— Эй, гусь лапчатый, живо ко мне.

Жабьев подскочил к нему, но красавчик уже вывернулся из халата, оказавшись маленьким, кривобоким, с короткими ножками, одна из которых была сантиметров на десять длиннее. Был он одет в белую маечку и кружевные панталоны с набитыми в них памперсами.

Гном не гном, лилипут не лилипут, уродец какой-то с чужой головой, к тому же злобный, обезумевший от ярости.

Принялся колотить Жабьева кулаками, но тот, даже не отмахиваясь, хладнокровно засунул его в халат, взял под мышку, легко, будто та ничего не весила, поставил коляску на колеса и водрузил уродца на прежнее место, то есть на возвышение, имеющее место на сидении кресла. Поправил полы халата, и вновь в коляске сидел человек нормального роста.

— В изолятор их, — скомандовал уродец и стремительно укатил в предупредительно открывшуюся перед ним дверь.

Жабьев подошел к компьютеру, нажал клавишу… и трое комитетчиков потеряли сознание…

Новиков открыл глаза. Он в одних трусах лежал на пружинящем белом песочке на берегу неподвижного озера, лежал на боку, уютно подсунув под щеку кулак. Жарило солнце, мимо, груженый сосновой иголкой, протрусил большой рыжий муравей, пахло хвоей и тухловатой водой. Там дальше, где-то в метре, начиналась пожухлая трава, а еще дальше стояли желтые стволы сосен. Промчался легкий теплый ветерок, и он подумал: «Господи, как хорошо-то».

— Эй, гамадрил, — дурашливо заорал Егор. — Хватит дрыхнуть, орехи поспели.

Подскакал, обдав песком, запрыгал вокруг на четвереньках, заухал. Уже искупался, трусы мокрые, волосы жидкими прядками, а глаза блаженные-блаженные. Чувствуется, отрывается парень на полную катушку.

— Где Николаич? — чванливо спросил Новиков, переворачиваясь на живот.

Если у них такой изолятор, то нехай подольше в нем подержат.

— Вон под кустами кемарит, — легкомысленно ответил Егор. — На работе не надоело.

— Ты это, — сказал Новиков, садясь и почесывая правый бок, по которому шлялась какая-то букашка. — Ты начальство не критикуй, начальство никогда не спит, оно отдыхает. Местность разведал? Большая местность-то?

— Солидная, — отозвался Егор. — А вон и Жабьев, чтоб ему ни дна, ни покрышки. Нигде от них покоя нету.