Когда техник примостил стальной венец на макушке Фейт и девочка вновь начала биться, постанывая сдавленно и гортанно, свет в комнате странным образом переменился. Голые белые стены обрели легкий персиковый оттенок: чуть больше золотого тепла, будто в комнату заглянуло солнце. Вовсе не похоже на леденящий душу голубоватый свет флуоресцентных ламп.
Белый шум прибоя из динамиков выжидающе стих. Эвери едва не дернулась, но заставила себя обернуться к экрану без спешки: ей отчего-то вновь стало десять лет от роду, и отец занес над ней гневную длань.
– Бизнесмен Шанкс. Как приятно вас видеть.
Голос был механически равнодушен, словно у древнего вокодера. На экране отобразилось иссохшее лицо, похожее на обтянутый желтоватым пергаментом череп. На острых скулах кожа собралась складками; губы раздвинулись, как разрез в куске сырой печенки, обнажив буроватые зубы.
Эвери повернулась к экрану лицом.
– Кто вы такой, черт побери? – грозно спросила она. – Где добыли этот номер?
– На столе за вашей спиной, надо полагать, Фейт? Превосходно.
Эвери шагнула к клавиатуре настенного экрана и с силой нажала «отмена».
Череп улыбнулся ей с экрана.
Она нажала клавишу еще раз, и еще, потом треснула по ней кулаком. Стоны девочки становились все громче, все настойчивей.
– Где вы добыли номер?! – прорычала Эвери.
Как вообще можно было его узнать? Экран был подключен меньше суток назад – Эвери сама не знала кода доступа к нему! Как мог этот человек отменить команду «отмена»? Она стиснула кулак, будто хотела врезать по самому экрану.
– Я оскорблен тем, что вы меня не узнаете, Бизнесмен. Оскорблен и разочарован. Я Артуро Кольберг.
Кулак Эвери бессильно разжался. Челюсть отвисла.
– Как?..
– Спасибо, что приглядели за Фейт вместо нас. Но ей пора.
– Пора?.. Вы не можете…
– Напротив, – отрезал Кольберг, и по экрану вновь посыпался электронный снег.
Стоны девочки перешли в рыдания. Техник стоял у нее в изголовье, сжимая в руках бесполезную тиару. Скрипя зубами, Эвери сверлила взглядом пустой экран.
Осторожный стук в дверь, и робкий голос старшего дворецкого:
– Бизнесмен?..
– Пошли вон!
– Бизнесмен, к вам Социальная полиция. Говорят, приехали за молодой госпожой.
Эвери понурила голову.
Фейт завизжала.
Ирония ситуации не прошла мимо Эвери Шанкс незамеченной: социальные полицейские явились с ордером суда, передающим Фейт на их попечение. Ей оставалось стоять, беспомощно глотая слезы, и смотреть, как соцполы затаскивают Фейт в броневик.
За несколько последовавших дней она не раз помянула про себя Майклсона с неожиданной завистью. Тот, по крайней мере, бесновался, боролся, угрожал. Из любви к этой девочке он бросил к ногам противника перчатку своей жизни.
А Эвери не сделала ничего. Стояла на взлетной площадке и терпела, как полагается Бизнесмену.
Во сне и наяву преследовал ее один и тот же образ: распятая на носилках Фейт, под наркозом, в смирительной рубашке. Ей следовало бы давно потерять сознание, но она все же дергалась под стеганым покрывалом, прижимавшим ее к носилкам, медленно, судорожно и стонала протяжно и глухо. Даже сквозь многослойный полог наркотиков, туманивший ее разум, Фейт понимала, что ее увозят из дома.
«Как вы не видите, что делаете с ней? – кричало сердце Эвери Шанкс снова и снова, но слова не могли прорвать замкнувшего ей рот горького молчания. – Как вы не видите, что я нужна ей?!»
Словно блевотина, из-под сердца вздымалась тошнотворная убежденность, что в обществе, где может случиться подобное, что-то изначально неисправимо прогнило. Была одна старая-старая поговорка – Эвери услышала ее так давно, что и вспомнить не могла где, – но только теперь она поняла, как близки к истине эти слова.
«Либерал, – гласила старая поговорка, – это свежеарестованный консерватор».
Первый день прошел, а известий все не было. Юридический отдел СинТек ничем не мог ей помочь; Доннер Мортон, глава клана праздножителей, с которым были связаны Шанксы, обещал разобраться, но даже он мог выяснить только одно – где именно держат Фейт.
Эвери даже в общих чертах не понимала, что именно творится вокруг, но убеждена была, что все сходится к Тан’элКоту. Он позвонил ей, подарив Фейт. Он был в Кунсткамере в ночь пожара, и Паллас Рил погибла – в точности как он предсказывал.
Она знала, где сейчас Фейт.
Прошел второй день, и третий. Эвери забросила обязанности исполнительного директора СинТек, она срывала зло на подчиненных, огрызалась на слуг, отказывалась принимать звонки от отца и оставшихся сыновей, отказывалась даже одеваться к обеду, требуя подавать еду в ее комнаты. Она терзала «Бизнес-трибун», надоедала агенту своего Патрона-праздножителя, засыпала исками гражданский суд и рассылала свою печальную историю по новостным сайтам в надежде, что у нее возьмет интервью какой-нибудь влиятельный репортер. За этот недолгий срок она превратилась в помеху для Конгресса праздножителей, позор касты Бизнесменов и унизительный груз на шее химической империи Шанксов.