Околица. Дальше редколесье. Слева Печено узнал очертания крыши их временного пристанища, свернул. Несмотря на наносы он сразу заметил, что недавно к таверне прошла группа людей, не меньше пяти человек. На тропинке остались следы; все мужские, крупного размера. Ганит не придал значения, пройти мог кто угодно: от постояльцев до новых жильцов. Что все следы мужские, тоже не удивительно – женщины составляли едва одну десятую жителей города.
Ближе к таверне Печено замедлил шаг. На заснеженном крыльце приплясывал от холода человек в телогрейке, в валенках, шапке ушанке. На рукаве повязка с эмблемой рейнджера в виде ограненного алмаза, перечеркнутого рыцарским мечом. Завидев Печено, постовой вынул из-за пояса ружейный обрез.
– Стой, кто идет?! – окрик увяз в сонме летящих снежинок.
– Свои! – присутствие на крыльце рейнджера пробудило в десантнике тревогу; не связано ли это с дракой в кабачке?
– Кто это: свои?..
– Я постоялец; здесь живу, – Ганит приблизился; от взгляда не ускользнуло: в правом крыле окно выломлено со ставнями, прореха наглухо заткнута подушками.
– Руки подними, – постовой махнул обрезом и указал на дверь. – Заходи.
Печено потянул резную ручку, бросил взгляд внутрь – трапезная полна народу. Ганит задержался на пороге, делая вид, что стряхивает с ботинок снег, оценил обстановку. Но обрез уперся между лопаток, подтолкнул внутрь.
– Еще один, – оповестил караульный.
Посреди трапезной стоял тот парень в волчьем тулупе – поверенный старейшин. В углу на лавке, охраняемые двумя крепкими рейнджерами, со связанными руками сидят Кохи и Брыль. На полу, прижатый щекой к грязным доскам, человек-Башня; на спине великана еще четверо рейнджеров – бечевкой вяжут ему руки. Смок ревет, ругается страшным голосом. На заднем плане за стойкой переминается с ноги на ногу Добрик. Везде заметны следы борьбы: перевернуты лавки, сдвинуты с места столы, на полу осколки битой посуды…
Поверенный, бросив на десантника волчий взгляд, махнул рукой, чтобы вошел. Ганит подчинился.
Кохи вскинул жалостливые глаза, но тут же уставился в пол. Брыль осторожно прикоснулся к опухшему от побоев лицу, вздохнул, как бы говоря: вот не повезло, так не повезло! Ни Зочура, ни Утока, как и детей нигде не видно.
Узнав Печено, Добрик воскликнул:
– Это один из них, Вульф! Это один из них!..
– Вижу, – откликнулся поверенный. – Один из них, да не совсем!.. Ты арестован! – добавил он обращаясь к Ганиту.
– За что?
– За участие в заговоре с целью ограбления старейшин. Впрочем, я знаю, что ты и дети пошли на это не по доброй воле, поэтому вам, возможно, удастся избежать виселицы. Но ты должен сказать нам, где ключ?
– У Зочура, – не задумываясь ответил Ганит. – Он его никому не доверял, всегда держал при себе.
– Так! – Вульф не спускал с Печено серых глаз. – А дети где?
Изобразив на лице тревогу, старый десантник огляделся.
– Разве они не здесь?.. Я уходил, они оставались в номере.
Вульф покачал головой, затем, указав на Ганита, приказал:
– Обыщите его.
Картина вырисовывалась ясная. Старейшины – что поверенный с оравой выполнял их приказ, Печено не сомневался – узнали про ключ и решили завладеть им силой. Заговор с целью ограбления – всего лишь предлог.
Десантника обыскали, ничего существенного не нашли.
– Так, – Вульф сплюнул на пол. – Значит ключ, либо у мутанта, либо его стащили дети. Что ж, подождем! В такую погоду ни первый, ни тем более вторые далеко не уйдут.
Поверенный не упомянул Зочура, значит, главарь, либо тоже арестован, либо убит. Но откуда старейшины узнали про ключ? Неужели Монга по простоте душевной доверился им в надежде на помощь?..
– Этих в острог к остальным, – распорядился Вульф. – Если здоровяк откажется идти, оттащите к лесу и пристрелите. Пусть волки полакомятся. А этого можно не вязать, – он кивнул на Печено. – С ним еще не все ясно.
Арестантов вывели в холод ночи, построили в колонну. Башня пошел безропотно, лишь чуть слышно скрежетал зубами и тихонько порыкивал – слова Вульфа произвели должное впечатление.
Острог расположен в подвале под штабом, занимая часть левого крыла. Пленников спустили по крутой, вырубленной в скале лестнице, по одному втолкнули в темное, пахнущее сыростью и мелом помещение.
– Руки можете развязать, – разрешил Вульф; его силуэт вырисовывался в светлом проеме двери темным призраком.
Дверь с протяжным скрипом закрыли, словно втолкнули в тесную комнату порцию густого мрака.
Смок от всей души выругался.
– Здесь кто-нибудь есть? – голос Кохи дрогнул.
– Есть, – раздался из темноты грубый голос. – Что, всех взяли?
Это был Зочур; услышав его, Кохи взвизгнул от радости:
– Зоч! Ты жив?.. Как я рад тебя слышать! Ты где? Кто с тобой?
– Компания старая, – ответил главарь; голос прозвучал устало. – Доктор и этот прощелыга, что приволок к нам в банду гнусного хорька, который нас всех сюда определил. Удавлю гада, если жив останусь!.. А Бобра убили. Он до последнего сопротивлялся.
– Я не виноват, – захныкал в темноте Фат. – Клоб сказал, что пойдет в уборную. Он и меня предал.
– Что уж теперь, – буркнул Зочур и спросил: – А вас сколько?