Клуб выживших. Реальная история заключенного из Аушвица

В течение долгих месяцев налаженная Юденратом система взяток позволяла евреям Жарки выживать. Но ситуация все же ухудшалась. Город наводнили беженцы из других гетто. В начале того года 250 беженцев из Плоцка, города в трехстах километрах к северу, были переселены в Жарки, и не было дома, который бы не принял к себе хотя бы одну семью. Долгое время и у нас жили «гости», пока их не отправили на работы в Ченстохова. Больше людей означало сокращение пайков. Еды не хватало. Денег тоже. Так обстояли дела не только в гетто, но и за его пределами. Везде всего не хватало.

Папа написал в «Джойнт», «Американский еврейский объединённый распределительный комитет». Группа помощи действовала за пределами Варшавы, отправляя продукты и медикаменты общинам, которые особенно в них нуждались. Благодаря «Джойнту», Юденрат организовал бесплатную столовую, способную за раз накормить сотни людей. Но когда она впервые распахнула свои двери, никто не пришел. Оказалось, евреи Жарки были слишком горды, чтобы принимать милостыню. Тогда Юденрат сменил тактику: тихо и никого не осуждая, они развозили еду по домам нуждавшихся. Однако вскоре подобная деликатность оказалась излишней. В течение нескольких недель после открытия бесплатной столовой ситуация с продовольствием серьезно ухудшилась. Запасы истощились. Лишь немногие евреи еще могли себе позволить притворяться, что у них есть все, чтобы выжить, и в конце концов почти вся община кормилась в столовой Юденрата.

В середине 1941 года в нашем регионе вспыхнула эпидемия сыпного тифа. С начала войны это был уже второй случай распространения потенциально смертельного заболевания. Тиф – чрезвычайно заразная инфекция, которую переносят вши. Для нее характерна высокая температура, боль, сыпь и рвота, а в нашей и без того подавленной общине, в условиях крайнего недостатка лекарств, она передавалась стремительно и часто приводила к смерти.

Как-то раз мамишу заметила, что я долго не просыпаюсь. Я всегда был ранней пташкой. Обычно, когда она открывала глаза, я уже сидел в ногах ее кровати и перелистывал книжки с картинками, тыкал в них пальчиком и притворялся, будто читаю. Но в то утро я крепко спал. Ей даже не нужно было прикасаться губами к моему лбу, чтобы почувствовать жар. Она положила мне на лоб и ноги холодные мокрые тряпки, я вздрогнул и проснулся. Тогда мамишу приподняла мне рубашку, чтобы положить еще один холодный компресс, и увидела розовую сыпь.

Всю последующую неделю мама неустанно следила за тем, чтобы я пил много воды и хоть что-то съедал каждый день. Она окунала мои ноги в ведра с холодной водой и давала лекарства, прописанные доктором. Даже после того, как температура спала, я все равно просыпался посреди ночи от кашля, который разрывал мне грудь. Перепуганные родители по очереди успокаивали меня, чтобы я снова уснул. Кашель мучил на протяжении нескольких недель, и мамишу старалась не подпускать ко мне Самюэля, своего «большого мальчика», чтобы он и остальные члены семьи оставались в безопасности. К счастью, Самюэль не заразился, а я впервые проявил себя прирожденным выжившим. Я поборол болезнь и, когда кашель наконец-то прошел, был таким же здоровым, как и остальные дети.

Папа, Эфраим Монат и Ляйцер Штейнем – главы Юденрата, создали в гетто лазарет, двум докторам которого приходилось не только ухаживать за больными. Некоторые гои, питавшие ненависть к евреям, считали, что эпидемия тифа вспыхнула из-за нас.

– Вы обязаны уничтожить этих еврейских паразитов в гетто или запереть их там! – требовали от солдат наши соотечественники. – Это они виноваты в эпидемии, что обрушилась на нас. Так уничтожьте ее источник!

Пока немцы размышляли, вмешался Юденрат. Из двух врачей, которые выхаживали больных евреев, практикующим был только доктор Маргалит. Благодаря его помощи Юденрат смог предоставить медицинские свидетельства того, что болезнь проникла в гетто извне. И нас вновь спасли собранные деньги. Эти же средства позволяли бывшим владельцам предприятий осторожно заниматься коммерцией на территории города и за его пределами. Некоторым из них даже разрешали выезжать для торговли в соседние города, но с тем условием, чтобы они нигде не задерживались. Мелкие нарушения гестаповских предписаний, вроде комендантского часа, после появления пачки денег внезапно перестали казаться немцам признаком неуважения.

Иногда папа использовал свое влияние, чтобы добиться разрешения на поездки в большие города, где ситуация с едой обстояла куда лучше. На 300 злотых он покупал 7 кг муки, а потом либо раздавал ее нуждающимся, либо просил мамиши, бобеши, бабушку Эстер и их друзей испечь хлеб на всю округу. Бывало, Самюэль даже ходил в «школу». Моше Зборовски, дядя моей двоюродной сестры Руфь, очень щедрый и уважаемый предприниматель, платил учителям из собственных сбережений, чтобы те тайно учили детей в гетто, после того как евреям запретили посещать школы. Моше был братом тети Циции, и о его безграничной доброте знал весь город.