Князь-волхв

Городские укрепления опоясывали столь невеликое пространство, что с любой башни и с любого стенного пролёта весь Острожец просматривался из конца в конец. Такую крепость удобно оборонять небольшими силами и, пожалуй, в этом заключалось единственное преимущество маленького городка.

Немногочисленные посадские избы за рвом уже были сожжены дотла. Чёрные пепелища ещё слабо дымились вокруг стен, обозначая уничтоженные подворья. Небольшая пристань на крутом берегу Ищерки тоже порушена топорами и сброшена в воду. Крепость избавилась от лишнего и ненужного, от всего, что могло хоть как-то пригодиться неприятелю.

Последний беженский обоз, покидавший город, давно скрылся из виду. Ратники, которых можно было собрать, собраны. Единственные ворота, смотревшие от реки в поле, заперты и заложены изнутри. Острожец был подготовлен к осаде настолько, насколько это вообще возможно за столь короткое время.

Наступал новый день. Зарницы своё уже отполыхали, но только-только оторвавшееся от горизонта солнце ещё не очень уверенно ощупывало влажную землю живительными лучами. В воздухе веяло рассветной прохладой и томящей сердце тревогой. Угрим и Тимофей с обнажёнными головами стояли в башне над городскими воротами. Больше на стенах не было никого. Князь, ничего не объясняя, согнал воинов вниз. Зачем согнал — это было ведомо лишь одному Угриму.

Что-то прикидывая и обдумывая, князь молча вглядывался вдаль, в поле. Ясное дело: именно оттуда накатит самый мощный удар. С тыла Острожец защищён полноводной Ищеркой, а здесь только ров да вал. И сразу за ними — ворота, которые нужно удержать любой ценой.

Но вот какими силами придётся их удерживать?

Тимофей окинул взглядом небольшую княжескую дружину и крепких ищерских мужиков, набранных по окрестностям. Большей частью бездоспешные, с топорами и рогатинами, ополченцы, разбитые на десятки и сотни, бестолково топтались под крепостными стенами. Тимофей вздохнул: необученные это, никудышные воины, не проливавшие ещё своей крови и не пускавшие чужой. Хорошо хоть детишки, бабы и старики укрылись в лесах.

Правда, городские обозы ушли налегке, почитай без ничего: князь запретил вывозить из города припасы. Что ж, тем дальше отъедут сбеги. Всё-таки у тех, кто ушёл, шансов выжить больше, чем у тех, кто остался за стенами. Да, Угрим закрыл Острожец волховским словом и силой Чёрной Кости от вражеской магии, но ведь не от стрел же и копий. А Тимофей видел несметную силу латинян. Едва ли княжеским дружинникам и ищерским ополченцам удастся хотя бы день выстоять против такого воинства.

— Я вот всё думаю, княже, — негромко проговорил он. — Что если хан Огадай замешкается? Если татары припозднятся или не придут вовсе? Если придут, но не схлестнутся с латинянами?

Угрим не ответил.

— Такое может случиться?

Угрим молчал.

— Ведь может, княже?

— Маловероятно, — выцедил князь сквозь зубы.

— Значит, всё-таки может…

И вновь молчание.

— Мало людей у тебя, — спокойно, без страха, продолжал Тимофей. — Слишком мало. Если твой план не сработает, и татары запоздают хоть немного, зря положишь и дружину, и мужиков.

— Сколько есть в крепости воинов — столько есть, — недовольно повёл бровью князь. — Других ратников мне взять неоткуда, Тимофей. Наколдовать их не могу. Не силён пока в этом. И из Острожца я уходить не стану. Кощееву Кость, что под нами, другим не оставлю.

— Тогда придётся самим за неё костьми ложиться, — понятливо кивнул Тимофей, поглаживая пристёгнутый к поясу шелом. — Умирать с честью, но, сдаётся мне, без особого толку. Не серчай, княже, я просто хочу уяснить всё сразу. Чтобы во время сечи, когда начнут гибнуть люди, не отвлекаться на дурные мысли и ненужные вопросы. За себя-то я не беспокоюсь: я поклялся тебе служить и от своей клятвы не отступлюсь. Но уж, коли ты поставил меня воеводой, то и за ратников твоих я тоже, вроде бы как, в ответе. И чем раньше узнаю, с каким сердцем посылать их на смерть — тем лучше.

— Ну что ты всё заладил: костьми ложиться, умирать, гибнуть, на смерть посылать! — раздражённо пробурчал Угрим. — Не торопись на тот свет, Тимофей. Не в чистом поле ведь латинян встретим. Из крепости будем держать оборону.

Тимофей невесело усмехнулся. Знал он, какова эта крепость, хорошо знал. Да уж, «крепость»…

Старый, давно не чищеный ров с обвалившимися стенками. Оплывший вал с покосившимся тыном. Прорехи в частоколе — словно дыры в щербатом рту. Да и городские стены тоже… Невысокие, выложенные из почерневших от времени брёвен и засыпанные изнутри просевшей землёй, замшелые, подгнившие, давно не чинённые, ненадёжные. Защитные заборала поведены в стороны. Переходные галереи обвисли, а кое-где обвалились и наспех соединены переброшенными досками. Покосившиеся башни зияют не только узкими бойницами, но и щелями в ладонь-две шириной. И детинец — не лучше. Эх, княже-княже, любую крепость следует крепить в мирное время, а не перед набегом супостата. Тимофей не раз и не два говорил об этом князю, а Угрим всё отмахивался. Зря…

— Чего кривишься? — спросил Угрим.